За стол Руслан сел рядом с Ритой. Оба были притихшие, вяло поддерживая веселье, царившее на стороне стола, где сидели подружки и Максим с Никитой. Стас внимательно посматривал на замороженную дочь и григорьевского бету.
Интересно, сами-то они поняли, что происходит? Судя по виду Руслана – он догадался и пребывает в полной прострации, а вот дочь… Ритка, похоже, просто растеряна и смущена. Тянет к волку, но сложить два и два она не успела.
Стас вздохнул – вот и выросла дочка, кто бы подумал, что так быстро? Даже если не отзовется она этому самцу, рано или поздно появится еще один.
Чаепитие перешло в ужин, а потом гостей уговорили остаться на ночь.
- Не ехать же в темноте! – убеждал Руслан, шалея от собственной храбрости. – У нас теперь гостиничный дом есть, все разместятся с удобствами. А завтра с утра и поедете.
Стас задерживаться не собирался, но поймав умоляющий взгляд дочери, поперхнулся и, неожиданно для себя, согласился.
- Только матери надо позвонить, а то беспокоиться будет, - пробормотал он и встал, решив поговорить на улице.
Через несколько минут туда же вышел и взъерошенный Руслан.
- Бета, - как в омут с головой выпалил он, тараща на Станислава воспаленные глаза, - разрешите ухаживать за вашей дочерью!
- Понравилась?
- Она… моя. Но я, ни словом, ни намёком, если она сама не потянется, - выдохнул Рус, сглатывая вязкую слюну. – Разрешите?
- Смотри, волк! За дочь башку сниму, свою родишь – поймёшь отца. Если она из-за тебя, хоть слезинку уронит – закопаю.
- Спасибо!
***
Зима в тайге наступила как-то сразу. Ещё вечером чернела земля, серыми тенями стояли деревья, а утром всё укрыл снег. Не как в городе: выпал и растаял и так десять раз. Нет, снег лёг сразу, воздушный, ослепительно-чистый.
Работы прибавилось. К уходу за коровами, топкой печи, уборкой, готовкой, присоединилась уборка снега и обновление полыньи. Когда ударили морозы, на реку пришлось ходить трижды за сутки, иначе полынья настолько замерзала, что Люде приходилось больше часа мучиться, пока она проломит намерзший за ночь лёд. На третий день она сообразила – надо чем-то накрыть полынью сверху, тогда лед будет медленнее схватываться и не таким толстым слоем. Перерыв сарайчик, женщина нашла старые санки, со сломанным деревянным полозом, несколько старых же шкур и кусок брезента. Дотащила до реки, разбила лед, выбрав его из воды до кусочка, затем зачерпнула ведра – не впустую же идти, раз все равно пришла? – и, поставив поверх льда санки, накидала сверху шкуры и закрыла всё брезентом.
Довольная собой, вернулась в избушку.
Нельзя сказать, что жить тут Людмиле нравилось. Да, тело адаптировалось к условиям, работа уже не доставляла таких мучений, но никакого восторга женщина не испытывала. Она смирилась – так или этак, но ей придется протянуть тут три года, и Люда была настроена всё вынести, чтобы иметь возможность вернуться.
В какой-то мере, житьё на заимке помогло смириться и принять свою участь.
В первые дни она ничего не успевала. Коровы от новой доярки шарахались, несколько раз опрокидывая ведро с молоком, от бесконечного хождения на реку ломило спину – воды трем коровам и ей самой требовалось много. А молоко? Сначала процеди, потом – разлей по чистым крынкам. Определи, какое – на творог, какое – на сметану. Каждый день снимай сливки, а когда собралось достаточно – сбивай их, пока не появятся мелкие желтые кусочки, за несколько минут слипавшиеся в комок чистого масла. Первое время Прон приезжал через день, смотрел, учил, подсказывал, хвалил или ругал. Потом стал наведываться раз в шесть-семь дней. И Людмила разленилась – Прон же не узнает, если она ведро-другое выльет? Всё ей меньше возни!
И она выливала, пока неразговорчивый альфа, оглядев в очередной приезд количество приготовленного творога и масла, не насупился и не вышел из сеней на улицу. Вернулся Прон минут через двадцать, ни слова не говоря, сгреб самку за шиворот и, в чем ходила по дому, в том и выволок наружу. Дотащил до места, куда она выливала молоко, и ткнул, как котёнка, в сугроб.
- Еду выбрасываешь? Видимо, хорошо живешь, если не ценишь.
Тяжелая рука волка больно припечатала её задницу.
Взвизгнув, женщина попыталась вывернуться, но даже пошевелиться толком не смогла, и вынуждена была принять все шлепки.
После наказания, Прон собрал все продукты, снес в сани, с которыми пришел, и бросил:
- Вернусь через неделю, в твоих интересах, чтобы коровы хорошо ели и хорошо доились.
Люда опять осталась одна.
Сначала она дала волю слезам, наревевшись от души. Потом пошла искать съестное, но противный волк не оставил ей ни крошки. Задница горела, сидеть дольше нескольких секунд женщина не могла.
Теперь она собирала все молоко до капли, старательно перерабатывая его. Из еды у нее были только молочные продукты. Дня два она терпела, на третий день опять наревелась.
Что за варварские методы? Да, она сглупила, но неужели порки ей недостаточно? Бросил одну, есть нечего. Корову, что ли, задрать?
Тут же откинула эту мысль – как она её задерет, если зверя нет? Потом, если за три ведра молока с ней такое сделали, что за целую корову, наверное, выкинут в тайгу замерзать. Но есть хотелось ужасно, а мясо ей даже снилось.
Прошло пять дней.
Смотреть на творог Людмила больше не могла, тем более что боялась съесть лишнего – вдруг, Прон посчитает, что она опять не все перерабатывает?
По дороге за водой, самка заметила мелькнувшего за деревьями зайца. Эх, была бы у нее ее Милочка! Можно было бы поохотиться, а так – с голыми руками… Только издали посмотреть.
Заяц, судя по следам, уже не первый раз приходит полакомиться заготовленным для коров сеном.
Пока женщина таскала воду, в голове медленно зрела мысль. Силки! Она видела у Прона силки, с какими он охотится на пушных зверьков. Но у неё здесь силков нет… Из чего же сделать?
Перерыв всю избушку, Людмила нашла одну проволочную петлю и моток лески. Методом проб и ошибок, потратив несколько часов и почти литр керосина на лампу, Людмила соорудила несколько силков.
Вспомнив, что Прон приходит к ней в снегоступах, вытащила такие же, кое-как приладила их к ногам, и взяла случайно завалившийся за лавку капустный лист.
День клонился к закату, снег раскрасился оттенками синего, небо стремительно темнело. Как же ей помог бы волчий нюх, слух и ночное зрение! Увы…
Расправив петли, Людмила привязала вторые концы к слегам, порвала капусту на кусочки, половину засунула в карман, а половину раскидала возле петель.
Утра ждала с нетерпением, и ожидание её не подвело – в одну петлю попался заяц, правда, петля затянулась, почему-то, поперек его тушки, а не на шее, и сейчас грызун пытался убежать, волоча за собой слегу.
