— Ты решил там всех распугать? — спросил я.
— Готов подождать часок? Я тут гардероба не держу, — огрызнулся Марио.
— Да ладно, чего это ты такой злой? Уже пару месяцев.
Марио хмуро на меня посмотрел.
— Извини, — смутился я.
Что-то с ним действительно случилось. Почему, например, он старается все выходные проводить в парке, а не дома? Марио страдает от неразделенной любви? Похоже на то. Или нет? Он же трехкратный чемпион Палермо по кемпо, ему девушки на шею гроздьями вешаются. Как следует обдумать эту тему я не успел.
— А ты там кого-нибудь предупредил? — спросил Виктор.
— Не-а, если нас встретят дрекольем, уберемся на конный завод, там нас всегда рады будут видеть.
— А на своей плантации ты так и не побывал летом?
— Не-е, как-то было не до того, да и не чувствую я себя плантатором.
— На тебя это не похоже, — заметил Виктор.
— Почему это?
— Ну, ты всюду суешь свой нос, а тут сам бог велел, а тебе хоть бы что.
Я задумался: Виктор прав, на меня это не похоже. Даже не вспомнил за все прошлое лето, что у меня на Ористано что-то есть. «Испугался ответственности, — заявил ехидный внутренний голос, — поэтому и не вспомнил». Точно, так оно и есть. Чуть было не начал превращаться в рантье. Хорошо, что «Комитет по развитию…» вытащил меня из норы. Теперь, так или иначе, придется что-то решать.
Через полтора часа я уже снижался над островом. На Ористано было раннее утро.
И где тут моя плантация? А вот она. Морской берег, пустынный пляж, чуть в стороне большой «господский» дом, какие-то хозяйственные постройки, а может быть, бараки. Черт бы меня побрал! Почему я догадался позаботиться о нормальной жизни для работников конного завода, а сюда даже не съездил и не проконтролировал?
Чуть дальше от моря начинаются поля с зеленеющими кофейными деревцами. Граница обозначена ярко-белой оградой, а за ней сразу начинаются какие-то фруктовые рощи. Дорога, прорезающая плантацию насквозь, начинается на одной военной базе и кончается на другой, около порта. Примерно в десяти километрах от плантации — развилка к конному заводу, отлично, съездим, покатаемся. Э-ээ, дорога нам для этого не нужна.
— И где твоя плантация? — спросил Виктор.
Я показал вниз:
— Вот она.
— Такая большая?!
— На Этне земли сколько угодно.
— Скорее болот, — заметил Марио.
— Да, правда, каждый терраформированный метр — это чья-то жизнь. С каторжниками новосицилийская администрация не церемонилась.
Виктор опустил голову.
— Ты-то тут при чем? — удивился я.
— Ну как-то…
— На свете есть только один человек, за поступки которого ты отвечаешь: ты сам.
— Здесь и сейчас да, а вообще — нет.
— Это еще почему?
— Под Мачератой ты отвечал только за себя?
— Э-ээ, убедительно.
Сделав круг над своей плантацией, я повел катер на посадку. Посадочная площадка была на крыше. Я поморщился и сел на дорожку перед главным входом — дверь на крышу скорее всего закрыта.
Обитатели поместья, наверное, еще спят — выходной день. Но нет, на крыльцо вышел какой-то молодой человек в футболке и драных джинсах.
— Это частное владение! — Он замахал руками, показывая, что мы должны уехать.
Я открыл дверцу и спрыгнул на землю:
— Да, я знаю. Частное владение. Мое.
У него одновременно вылезли глаза на лоб и отвисла челюсть, так что его лицо стало казаться вдвое длиннее.
Летучие коты! Почему я не могу выглядеть посолиднее? Я продемонстрировал ему свои водительские права:
— Энрик Галларате — это я.
— Э-ээ, о-оо. — Он установил челюсть на место, теперь можно разговаривать. — Э-ээ, очень приятно. — Он протянул руку. — Андреа Фаэнца, я здесь временный управляющий, от корпорации.
— Рад познакомиться. — Я пожал протянутую мне руку. — Теперь вы, наверное, поедете на Южный континент, приводить в порядок бывшую кремонскую зону.
Фаэнца улыбнулся.
— Вот женюсь и где-нибудь осяду, а пока… — Он пожал плечами. — Такая работа. Скажите спасибо вашему отцу, я правильно понимаю?
— Правильно.
— На Южном он вам тоже что-нибудь подарит?
— Э-ээ? — удивился я. — А-а, понял. Нет, он мне не дарил эту плантацию. Я ее сам купил, когда ее акции котировались по цене оберточной бумаги.
— А если бы тут прошли бои и корпорация потребовала бы вложений?
— Тогда я бы разорился. Но мне повезло.
В этот момент Виктор спрыгнул на землю:
— Ну что? Нас не прогонят, как ты сказал? Дрекольем?
— Нет, не прогонят. Это мой двоюродный брат, Виктор. А из катера сейчас выберется Марио, но вы его, наверное, и так узнаете.
Марио выбрался. Его узнали, долго трясли руку и просили автограф. Марио привычно вздохнул и расписался в протянутом блокноте. После этого управляющий опять обратил на меня внимание:
— Приехали разбираться?
— Конечно, — вздохнул я, — такое грозное письмо пришло из КРИЗТа… Сейчас вы все бросите, и тут начнется анархия, развал и загнивание урожая на корню.
— Кофе не гниет. А нового управляющего вы не привезли. Зачем вы тогда приехали?
— Уже прогоняете?
— Конечно, валите к себе в Палермо и без моего преемника не возвращайтесь! — усмехнулся Фаэнца.
Я покачал головой:
— А почему вы уволили старого управляющего?
— По результатам ревизии, — ответил Фаэнца. — Это же было в отчете, — удивился он.
— Ну и что? — в свою очередь удивился я. — Вы же имеете представление, как тут жили при Каникатти?
— Вникать в смягчающие обстоятельства — дело адвоката. Пусть радуется, что его не посадили.
— Понятно, — заявил я сухо. — Хорошо, что я приехал оглядеться.
Фаэнца уловил мою враждебность.
— Ладно, пойдемте в дом, — произнес он примирительно. — Может же хозяин большой плантации получить завтрак в собственном поместье. Даже если он идеалист.
— Ну-у, мне-то кажется, что это вы идеалист. Закон первичен, реальность вторична. К тому же у Каникатти декларируется полное и всеобщее равенство.
— Это в будущем, — парировал он.
— Золотой век когда-нибудь потом, — ехидно заметил я.
— Вы собираетесь вернуть этого парня обратно?
— Не знаю, я еще не решил. Решу, когда пообщаюсь с аборигенами.
