— Вы действительно работаете в ООН? — спросил Корбен, положив пистолет себе на колени.
— Во всяком случае, деньги я получил оттуда, — невозмутимо глядя вперед, ответил тот.
Корбен кивнул.
— Шестьсот тысяч баксов! Не шутка. — Он выждал, но Кирквуд молчал. — И сколько вас всего?
Он заметил мимолетное выражение растерянности в лице Кирквуда.
— Вы о чем?
— Сколько ваших сотрудников ищут эту вещь? Я имею в виду, что, кроме вас, в работе участвует еще Том Вебстер, верно? — выспрашивал Корбен. — С чемоданом, полным наличных, вы можете прилететь куда угодно. Думаю, там к вашим услугам любые средства.
Кирквуд не отреагировал на замечание, но холодно осведомился:
— Куда мы направляемся?
— Нас с вами интересует одна и та же вещь, верно? Так давайте попробуем найти ее. — Корбен помолчал, искоса поглядывая на Кирквуда. — Кроме того, я соскучился по горам. Чистый горный воздух очень полезен для легких.
До границы с Ираком оставалось два часа езды. Он размышлял, стоит ли позвонить шефу, сообщить о своем похищении и о том, что ему удалось вырваться на свободу, сказать, что сейчас он выслеживает контрабандиста из Ирака, который стоит за похищением Эвелин. И попросить шефа позвонить на границу и распорядиться беспрепятственно пропустить его. Но решил, что лучше подержать начальство в неведении. И хотя у него не было при себе ни паспорта, ни удостоверения личности, он располагат кое-чем получше — кейсом, доверху набитым банкнотами. В бедной стране несколько зеленых бумажек откроют для тебя любые двери. А от границы до Эль-Амадия рукой подать. Если все пройдет гладко, к закату они доберутся до деревни, про которую говорил Абу Барзан.
— И если мы найдем ее там, что вы намерены делать? — спокойно поинтересовался Кирквуд. — Не могу представить, чтобы наше правительство пожелало заняться этой проблемой. Скорее его цель сохранить статус-кво и все такое. — Он повернулся лицом к Корбену. — Вы ведь именно так и намерены поступить, верно? Похоронить ее — вместе со всеми, кто о ней знает?
Корбен усмехнулся:
— Возможно. Но в мои намерения это не входит.
— Вот как? — Кирквуд удивленно поднял брови.
Корбен взглянул на него, скривив рот в ухмылке:
— Скажем, у меня более предприимчивый подход к жизни. Вопрос в том, как вы и ваши парни собираетесь ее использовать?
— Для улучшения жизни людей, — ответил Кирквуд, по всей видимости покоробленный развязностью Корбена. — Именно всех людей, всего человечества.
Корбен пожал плечами:
— Выходит, мы с вами заодно.
— За исключением небольшой тонкости. Лично я не готов убивать людей пусть даже ради благородной цели.
— А может, вам просто еще не представился такой случай?
Кирквуд сдержал возмущение.
— А что, если он у меня был?
Корбен не подал виду, что это его заинтересовало.
— Тогда я сказал бы — меня больше, чем вас, волнует благополучие человечества, — небрежно ответил он.
— И как же в эту картину укладывается Эвелин Бишоп? В качестве вынужденной потери?
— Не обязательно. — Корбен взглянул на собеседника, сообразив, что тот, сам того не сознавая, только что подсказал ему способ воздействия на него. — Помогите мне узнать формулу, и ничто не доставит мне большего удовольствия, чем убить хакима и освободить Эвелин.
Ожидая ответа Кирквуда, Корбен мысленно усмехался. Он заставил его задуматься. А значит, будет легче отстоять свое право на участие в деле.
Корбен решил еще немного подтолкнуть его.
— Кстати, когда вы с Вебстером собирались сообщить Миа, что ее отец еще жив?
Кирквуд напрягся, услышав насмешливый тон Корбена. К счастью, тот не знает всю правду, напомнил он себе.
Не знает, кто такой Том Вебстер.
Он припомнил каждое слово разговора в Диярбакыре, который, как выяснилось, подслушивал Корбен. Корбен решил — формула не действует ни на кого. Видимо, поэтому и не догадался.
Пусть так и думает, решил он.
Имя, под которым его знала Эвелин, заставило его подумать о ней с сознанием своей вины. Если бы тогда, в Эль-Хиллахе, он сказал ей правду, она вела бы себя более осторожно, знала бы, что за этой тайной охотятся опасные люди. Они постоянно за ней охотились, внезапно появляясь на сцене, стоило им почуять ее. Так уж устроен мир. Таким он существует на протяжении веков.
Тогда Эвелин не стала бы жертвой похищения.
А он знал бы, что у него есть дочь. И он позаботился бы, чтобы его дочка выросла с отцом, нашел бы для этого способ.
Он вспомнил удивленно распахнутые глаза Миа, когда он сказал ей правду, и у него снова появилось ощущение пустоты и боли.
По крайней мере со слабой надеждой, подумал он, теперь она в безопасности.
Миа сидела на расшатанном стуле в комнате, наполненной табачным дымом, и пила воду, а худой старик заканчивал обрабатывать рану Абу Барзана.
Торговец антиквариатом провел ее запутанными переулками старинного города к одному из своих знакомых. Несмотря на периодические братоубийственные схватки, все курды единодушно ненавидели общего врага — турецкую разведку МИТ, аналога мухабарата — и помогали друг другу избежать ее когтей.
В комнате находились еще три курда и непрерывно курили, ожесточенно споря о чем-то между собой и с Абу Барзаном. Миа ни слова не понимала, но по их лицам видела — они явно сердились из-за перестрелки на базаре. Были убиты один из их людей и племянник Абу Барзана, и теперь все боялись последствий.
Доктор закончил свое дело и ушел, забрав с собой этих троих и оставив Миа наедине с Абу Барзаном. В комнате повисла гнетушая тишина, густой и едкий дым постепенно рассеялся. Наконец иракец обернулся к Миа.
— Значит, книга осталась у вас, — сказал он, указывая на лежащую перед ней на столике древнюю рукопись.
Она рассеянно кивнула.
— И что вы думаете делать?
— Не знаю. — Пока доктор возился с раной Абу Барзана, она сама об этом думала, но не пришла ни к какому решению. — Я не могу обратиться в посольство. Я больше не знаю, кому верить.
Миа рассказала ему о происшествиях в Бейруте, о похищении Эвелин. Он побагровел от ярости, когда она поведала ему об опытах хакима. Саддам уже использовал нервно-паралитический газ против курдов, которых презирал и ненавидел. Вполне вероятно, он злорадно поставлял хакиму в качестве подопытных кроликов именно курдов.
Продолжая свой рассказ, Миа рассказала про Корбена и Кирквуда. В отношении последнего она упомянула только о том, что он является сотрудником ООН, пытающимся помочь освободить ее маму, разумеется умолчав о его признании, сделанном на крыше дома. Хотя в душе ни на минуту о нем не забывапа.
