глаза.
– Пей, пей! И какого ползительного дело этот чай, так просто первого сорта! – откликнулся армянин, тоже улыбаясь.
– Закусите вы сначала, а чаем потом будете запивать, – предлагала им бутерброды Глафира Семеновна.
– Потом, мадам, потом, дюша мой, барыня-сударыня, – отстранил от себя бутерброды армянин. – Сначала мы выпьем чай, а потом закуска пойдет. Очень пить хочется, мадам.
Мужчины смаковали глотки и наслаждались пуншем, приготовленным для них, по приказанию Карапета, услужливым кафеджи. Глафиру Семеновну они успели надуть вторично.
До Черного моря и обратно
Гневная, побледневшая от злости, в сбитой набок второпях шляпке, бежала Глафира Семеновна с кладбища на пароход. Уста ее изрыгали целый лексикон ругательств на мужа и Карапета. Дело в том, что по винному запаху, распространившемуся из чашек Николая Ивановича и армянина, она узнала, что вторично обманута ими, но, к несчастью, она узнала об обмане несколько поздно, когда те уже допивали по третьей чашке пунша и нос у армянина сделался из красного сизым, а у Николая Ивановича осоловели глаза.
– Ах, вы опять надувать меня вздумали! Вместо чаю пунш пьете! Домой, домой тогда! Не хочу и минуты здесь оставаться, – взвизгнула она и, как ужаленная пантера, вскочила с ковра и побежала с горы вниз по направлению к выходу из сада.
Мужчины, рассчитавшись с кафеджи и выпив еще по рюмке коньяку гольем «на дорожку», поспешно догоняли ее. Головы их были отяжелевши, ноги слабы. Николай Иванович даже споткнулся и упал раз, прежде чем догнать жену.
– Пронюхала! Нет, каково? Пронюхала! – повторял он своему спутнику.
– Хитрого дама! Ох, какого хитрого! – отвечал Карапет. – Моя покойного жена была совсем глупого девочка перед ней.
– Все-таки мы, Карапет, домой не поедем. Что теперь дома делать? Мы поедем по Босфору, – продолжал Николай Иванович.
– А если твоя барыня захочет домой? – спросил Карапет.
– Мы ее опять надуем. Почем она знает, куда пароход идет? Сядем, скажем, что едем в Константинополь, а сами к Черному морю. Надо же нам Босфор посмотреть.
– Непременно надо, дюша мой. Босфор – первого дело. Как возможно без Босфор!
– Ну, так вот на пристани и бери билеты до Черного моря и обратно в Константинополь. Ты говорил, что можно.
– Можно, можно, эфендим. Ретур-былет это называется. А только и хитрого ты человек, дюша мой, эфендим, насчет своя жена! – похлопал армянин своего спутника по плечу и толкнул его в бок. – Говорят, армянин хитрого человек, хитрее жида. Нет, дюша мой, ты хитрее армянина.
– Какое! Это я только насчет жены, да и то она всегда верх берет, – дал ответ Николай Иванович.
Только за воротами кладбища успели они нагнать Глафиру Семеновну. Пот с них струился градом. От потоков его пыльные лица их сделались полосатыми, как голова у зебры. Глафира Семеновна чуть не плакала от злости.
– Ага, пьяницы! Наконец-то вы оторвались от вашей кабацкой соски! – встретила она мужчин.
– Да какое же тут пьянство, душечка, – возразил муж. – Просто выпили пуншику на легком воздухе при благоухании кипариса.
– Однако вы меня надули. Два раза надули! Нет, уж больше не надуете. Теперь домой, и никуда больше.
– Да конечно же домой, ангельчик. Куда же больше? Проедем через Босфор и домой.
– Нет, совсем домой. Прямо в Россию домой… В Петербург домой… Вон из этого пьяного города! – кричала Глафира Семеновна.
– Да разве мы пьяны, мадам, дюша мой? – начал армянин, пуча глаза.
– Еще бы нет! Совсем пьяны. Разве стал бы трезвый муж при своей жене проходящих мимо турчанок за платья хватать. Да и вы тоже пьяная морда.
– Позволь, дюша мой, мадам… Это были не турчанки, а две армянки. И тронул их за платьев я, а не муж твой.
– Вот нахал-то! А это лучше, что ли, что вы армянок дернули? Но я видела, что и Николай… И при этом какие взгляды!
– Друг мой, Глашенька, ты ошиблась, котеночек… – умильно скосив глаза на жену, проговорил Николай Иванович и при этом взял ее за локоть и тронул за талию.
– Прочь! Чего лезешь! Ты забываешь, что ты на улице! – взвизгнула Глафира Семеновна и сбила зонтиком с мужа шапку.
Проходивший мимо турок в куртке и феске, видевший эту сцену, остановился и сказал что-то по-турецки. Карапет откликнулся ему тоже по-турецки и сказал Глафире Семеновне:
– Вот турецкого мусью говорит, барыня, что ты от мужа учена мало.
– О, я и турецкому мусье феску сшибу, пусть только тронет меня!
Переругиваясь таким образом, компания подошла к пристани. Пароход еще не подходил. На пароходной пристани было много ожидающего народу, и Глафира Семеновна присмирела. Муж и армянин покуривали папироски. Армянин подмигнул Николаю Ивановичу и шепнул:
– Теперь самого лучшего, эфендим, – турецки мастики выпить и с кислы маринад из морковки закусить.
– Выпьем. Дай срок на пароход сесть… – тихо отвечал Николай Иванович.
Но вот показался пароход, плывущий от европейского берега, и публика засуетилась. Среди ожидающих пароход закутанных турчанок у одной из них был завернут в пестрый бумажный платок довольно объемистый камень. Обстоятельство это не уклонилось от наблюдения Карапета, он подошел к Глафире Семеновне и, указывая на камень, сказал ей:
– Знаешь, дюша мой, мадам, какое действие этого камень имеет?
Все еще злившаяся Глафира Семеновна покосилась на камень и ничего не ответила. Карапет продолжал:
– Этого камень ей шейх от дервиш дал. Этого камень святой. У этого турчанки теперь детей нет, а через камень будет. Этого камень из Мекка.
Глафира Семеновна отвернулась, опять не проронив ни слова.
Пароход пристал к пристани, и публика хлынула на него. Еще две-три минуты, и он отвалил от берега, направляясь к Черному морю. Николай Иванович в сопровождении супруги и Карапета поднялись на верхнюю палубу и стояли на ней, смотря на удаляющееся от них живописное местечко. Погода была тихая, ясная.
– Прощай, Скутари! – воскликнул Николай Иванович заплетающимся языком, снял с головы шапку и махнул ей.
– Тьфу! Пьяное место! – плюнула жена и отвернулась.
– Прощай, матушка-Азия! – повторил свой возглас муж и опять махнул шапкой.
– Не кланяйся, дюша мой, эфендим. Еще пять-шесть раз будем сегодня к азиатский берег подходить, – остановил его Карапет.
– Как так? – удивился тот.
– Пока до Черного моря доедем, пять-шесть пристани на европейского берег есть да пять-шесть на азиатского. Много раз, дюша мой, со своя Азия увидишься.
Глафира Семеновна прислушивалась к их разговору, но не поняла, в чем дело. Она думала, что она едет в Константинополь, и видела, что пароход направляется к европейскому берегу.
И вот пароход пристал уже к пристани европейского берега.
– Слава богу! Наконец-то вернулись в Константинополь, – говорила
