центра управления полетом Mercury Крис Крафт. – Они свою – в тайне»[688]. «Так, – писал Сайди, – поступают свободные люди»[689].
Ставка оправдалась. Полет Шепарда прошел безукоризненно. Это был короткий полет, который длился 15 минут и 22 секунды. За это время астронавт достиг максимальной высоты в 186 км – так себе в сравнении с гагаринским апогеем не меньше 302 км. Его баллистическая траектория (вверх-вниз) означала, что в невесомости он пробыл всего пять минут и, хотя добрался ненадолго до космоса, на орбиту выйти никак не мог. Он плюхнулся в Атлантический океан всего в 486 км от мыса Канаверал, откуда стартовал. Гагарин пролетел около 42 000 км вокруг планеты. Как и Гагарин – а возможно, и вслед за Гагариным, – Шепард отметил «прекрасный вид»[690] из космоса, в данном случае вид на Багамы. Но, по правде говоря, он забыл снять с перископа фильтр, и видеть все должен был в черно-белых тонах. «Да ладно, – посмеялся он с коллегой-астронавтом Уолли Ширрой вскоре после приземления, – мне же надо было сказать что-то для народа».
И народ обожал его за это. Газеты страны состязались в количестве эпитетов в превосходной степени. «НАШ ШЕП ДЕЛАЕТ ЭТО!»[691], «ШЕП СДЕЛАЛ ЭТО!»[692], «ПОЛЕТ ШЕПАРДА: ВСЕ ОТЛИЧНО!»[693] – так выглядели типичные заголовки, а Detroit Times выдала «ВОТ ЭТО ПОЛЕТ!»[694]. Наконец, сказал Сайди, «у страны появился герой». Шепард проявил невероятную храбрость и мастерство, к тому же, в отличие от Гагарина, он на самом деле управлял своей капсулой в течение короткого времени. Но, несмотря на все восклицания, невозможно было обойти тот факт, что его полет был, как признал в прямом эфире даже Уолтер Кронкайт из CBS, не столь блестящим достижением. В Советском Союзе «Правда» предсказуемо подчеркнула, что полет Шепарда «не идет ни в какое сравнение»[695] с полетом «Востока», и свернула всю историю в короткую заметку на последней, шестой полосе. Нью-йоркская Daily News сформулировала разницу в четырех словах: «МИЛЛИОНЫ СЛАВЯТ, ИВАН ГЛУМИТСЯ»[696].
Тем не менее Шепард остался жив, и это было самое главное. Он вызвался вступиться за честь Америки, и через несколько секунд после того, как он был доставлен на вертолете на палубу гигантского авианосца Lake Champlain – здесь не было никаких вспаханных полей, ведер с картошкой и испуганных селян, приветствующих его возвращение на Землю, – ему сразу же позвонил президент с бурными поздравлениями. Кеннеди, писал Хью Сайди, чувствовал себя, как будто «с его спины только что сняли груз в миллион фунтов»[697]. Через три дня, 8 мая, президент устроил большой парад в честь астронавта в столице, что явно перекликалось с приемом Гагарина в Москве, хотя мероприятие и вышло не таким масштабным. И все же празднование заняло весь день: было чествование Шепарда в Конгрессе, овация 500 представителей прессы в Государственном департаменте, а в Белом доме Шепард был удостоен медали «За выдающиеся заслуги». Торжественную церемонию, правда, чуть подпортило то, что президент умудрился уронить медаль на пол.
Но путь теперь был ясен. «Будущее всей нашей программы пилотируемых космических полетов, – писал фон Браун, – полностью зависело от успеха этого полета»[698]. Это было ключевое испытание, последнее серьезное препятствие, которое необходимо было преодолеть, прежде чем лунное предприятие могло получить одобрение. Шепард – и NASA – прошли его с честью. Теперь нужно было уточнить детали, согласовать затраты – на все это требовалось время, и 25 мая 1961 года, ровно через 43 дня после того, как Юрий Гагарин поразил мир, президент Кеннеди в прямом телеэфире зачитал обращение к Конгрессу, которое всегда после этого будет ассоциироваться с его именем:
Я верю, что наша страна должна принять на себя обязательство достичь цели – до конца этого десятилетия[699] высадить человека на Луну и благополучно вернуть его на Землю. Никакой другой космический проект в этот период не будет более впечатляющим для человечества или более важным для долгосрочного исследования космоса, и никакой другой не будет столь сложно и дорого осуществить… В реальности на Луну отправится не один человек, а вся наша страна, потому что все мы должны работать, чтобы доставить его туда[700].
Вот так президент, который никогда не проявлял особого интереса к пилотируемому освоению космоса и который едва упомянул космос в своей инаугурационной речи, подписался сам и подписал свою страну на самую дерзкую, самую сомнительную и самую дорогостоящую из авантюр. Это решение, по словам его советника по науке Джерома Визнера, он принял не сгоряча, а «хладнокровно»[701]. Оно было принято потому, что его необходимо было принять[702]. Сам президент, в той же самой речи в Конгрессе, обозначил это начинание как битву «между свободой и тиранией», битву, которая в этот поворотный момент истории просто должна была быть выиграна. Кеннеди только что проиграл свой первый раунд в космической гонке, но, проиграв его, он начал новую, куда более масштабную гонку.
И хотя сам он не дожил до финала, на этот раз Соединенные Штаты победили.
Всем семерым астронавтам Mercury предстояло побывать в космосе, но только один из них сумел попасть на Луну. Почти через 10 лет после своего короткого суборбитального полета, 31 января 1971 года, Алан Шепард командовал кораблем Apollo 14 в девятисуточном полете на Луну и обратно. Вместе с астронавтами Стюартом Русой и Эдгаром Митчеллом Шепард стартовал с площадки 39А космодрома, переименованного в Космический центр Кеннеди, на борту одной из мощных ракет Saturn V Вернера фон Брауна – самой высокой, самой тяжелой и самой мощной ракеты из всех когда-либо построенных. Их лунный модуль Antares прилунился 5 февраля возле кратера Конус в усыпанной валунами области Фра-Мауро после сложного спуска, который Шепард традиционно описал как «пару пустяков»[703] в сравнении с посадкой реактивного истребителя на авианосец. «Это был длинный путь, – сказал он, ступив на поверхность Луны на следующий день, – но мы здесь»[704]. За 36 часов, которые он и Митчелл провели там, Шепард вошел в историю, первым из людей ударив на Луне по мячу для гольфа наконечником клюшки, прикрепленным к ручке одного из геологических инструментов. Благодаря низкой лунной гравитации второй мяч, сказал он, улетел «на многие и многие мили»[705].
Больше он в космос не летал. В снятом на пленку интервью 1991 года его спросили, остались ли у него еще какие-то дерзкие цели. «Было бы неплохо посетить Эверест, – сказал он, – если бы не надо было туда взбираться»[706]. В 1996 году у Шепарда диагностировали лейкемию. Он умер через два года, 21 июля 1998 года, в возрасте 74 лет. Его вдова Луиза умерла всего на месяц позже, 25 августа, за несколько минут до 17:00 – момента, когда ее муж всегда звонил ей с работы. Его старшая дочь Лаура – та самая, что молилась за него в кабинете директора школы в тот день, когда он впервые покинул Землю, – теперь живет в Коко-Бич, всего в нескольких милях от мыса Канаверал. С ее балкона можно разглядеть стартовую площадку, с которой ее отец поднялся в космос в то яркое майское утро в 1961 года. Иногда она называет ее «папиной площадкой»[707].
Джон Гленн, дублер, друг и соперник Алана Шепарда, первым из американцев побывал на орбите. В феврале 1962 года его капсула Mercury под названием Friendship 7 трижды обогнула Землю. Бóльшую часть полета он вручную управлял своим космическим кораблем и приводнился в Атлантике после почти пяти часов полета. Это был, сказал он, «лучший день моей жизни». Во многих отношениях его орбитальный полет сравнял счет с Советским Союзом. Президент Кеннеди устроил ему грандиозный прием и чествование в Нью-Йорке, где публика встречала Гленна с диким энтузиазмом.
В 1974 году способности Гленна к публичной деятельности, которые так потрясли остальных астронавтов Mercury во время их первой пресс-конференции в 1959 года, вышли на первый план: он был избран сенатором от демократов в штате Огайо и пребывал в статусе сенатора четверть века. В 1983 году он выдвинул свою кандидатуру в президенты, но проиграл гонку за выдвижение от Демократической партии Уолтеру Мондейлу. Еще
