страшный сон.
Говорят, когда мы умираем, то попадаем в царство Пустоши. Самые темные, злые души она оставляет себе, обращая их в своих мрачных приспешников. Кто-то верит, что они становятся частью ее бесконечного плаща, которым богиня накрывает мир с наступлением ночи.
Те же души, в которых есть свет, становятся звездами. Самые яркие из них однажды обратятся в пыль, из которой возродится новое божество. Однако большая часть звезд просто погаснет в день, когда душа с неба вернется на землю в новом обличии.
Великий цикл, который конечен лишь для самых светлых и темных душ.
Я думала, что попала в Пустошь. Вокруг царила мгла, густая и непроглядная. Я была уверена, что моя душа, очерненная убийствами и ложью, вплелась в полотно ночи. Я настолько пала, что не заслужила перерождения? Может быть.
Но время шло, а мрак оказался не таким уж вязким. Он рассеивался, постепенно, но верно. Сквозь мрачный туман вскоре стал пробиваться свет. Мои веки затрепетали, и я открыла глаза.
Надо мной раскинулся знакомый балдахин. Перед глазами еще слегка плыло после долгого сна, но сомнений не оставалось. Я в спальне Рафаэля.
Вторая половина широкой кровати пустовала. Простыни были смяты. По подушке было ясно, что кто-то на ней спал.
Я присела и обнаружила, что одета в незнакомую сорочку на тонких бретельках. Не помню, чтобы надевала ее.
Что произошло? Бала не было? Мне все это приснилось после ночи с Рафаэлем?
«Яснара, – позвала я. – Что случилось?»
Ответа не последовало. Я попыталась достучаться до богини вновь, но она не отвечала.
«Что, если бал не был сном?» – мысль ударила ледяной волной, а паника черной лентой стянула грудь. Я помнила тот кошмар, которым обернулся бал, и больше всего хотела, чтобы все было лишь ужасным сном.
Тем более тот сон кончился моей смертью. Как я могу дышать, думать и двигаться, если уже мертва?
Встав с кровати, я босиком направилась к зеркалу. От слабости слегка кружилась голова, и это ощущение усилилось стократ, когда я остановилась напротив туалетного столика.
Я стояла прямо перед зеркалом, но видела в нем лишь отражение комнаты. Мой мозг будто отключился. Реальность казалась каким-то спектаклем. Еще одним кошмарным сном.
Новый решительный шаг к зеркалу принес очередную порцию боли и сомнений. Вопросы стаей носились в голове.
Что со мной? Где мое отражение? Я сплю?
Я умерла.
Поймав свой локон, я вытянула его из-за спины и обомлела. Еще никогда мои волосы не были такими белыми.
– Проснулась, мой лучик?
Меня переполняло столько ярости и обиды, что я, не задумываясь, стиснула ладони в кулаки, едва Рафаэль появился в спальне. Холодная кровь сочилась из ран, пока я мысленно взывала к Яснаре… Но не слышала ни намека на то, что она все еще со мной.
Осознание – как удар с размаху по виску тяжеленным молотом.
Я не слышу Яснару, потому что ее со мной больше нет. Если все действительно так, как я думаю, если это не жестокий розыгрыш, то обращению в вампира всегда предшествует смерть. Моя вытолкнула Яснару из сосуда моего тела и вернула обратно в заточение.
– Ты какая-то недовольная. – Рафаэль закрыл дверь и расслабленно подошел ко мне.
Внешне он никак не изменился. Разве что носил одежду подороже. На нем был черный костюм с множеством ремней и сложной, красивой вышивкой.
– Что ты сделал со мной? – прорычала я сиплым после долгого молчания голосом.
Когда я заговорила, то поняла, что волосы – не единственная перемена во мне. Когда губы зашевелились, я почувствовала, что и зубы теперь ощущаются как-то иначе. Я переборола желание коснуться их. И так знала, что с ними случилось.
– Ох, этот осуждающий тон, – страдальчески скривился Рафаэль. Он попытался коснуться моей щеки, но я отпрянула. Тогда он с оскорбленным видом щелкнул языком и обиженно перечислил: – Я принес тебя сюда после бала. Ухаживал за тобой. Кормил собственной кровью, чтобы ты не проснулась с невыносимым голодом. И все ради того, чтобы встретить эту вопиющую неблагодарность!
Поразительно, каким жестоким идиотом он может быть!
– Ты убил меня.
– Ты сама просила. Забыла?
– Я просила не этого! – Я оскалилась, даже не представляя, как сейчас выгляжу. Зеркала отвернулись от меня после обращения.
Однако, судя по сверкающим глазам Рафаэля, ему нравилось то, что он видит. Все-таки теперь я стала его творением и переняла его черты: белые волосы, алые глаза, клыки… Наверняка даже уши заострились.
Я осторожно коснулась их кончиков и раздосадованно вздохнула. Да. Так и есть.
– Что ты со мной сделал? – снова спросила я, но уже не нуждалась в ответе. Тело дрожало, я чувствовала, что вот-вот могу расплакаться.
Попятившись, я опустилась на стул перед бесполезным зеркалом. Уперлась локтями в колени и запустила когтистые пальцы в выцветшие волосы, низко склонившись.
– Прекрати строить из себя жертву, – безжалостно приказал Рафаэль. – Люди мечтают о том, чтобы стать вампирами! Жить веками, не знать ни болезней, ни старости! Я сам был готов убивать ради возможности обратиться. Девушки же ложатся под вампиров, превращаясь в дешевых шлюх.
– Так вот как ты думаешь обо мне? Считаешь, что спала с тобой ради этого?!
Он дернулся, как от удара, но быстро принял равнодушный вид.
– Это ты мне скажи, зачем ты со мной спала. Успокойся и произнеси это, глядя мне в глаза.
А ведь я позволяла себе думать, что Рафаэль мне нравится. Но эта симпатия изначально была неправильной, взращенной из ненависти. Неудивительно, что больная симпатия привела нас к таким последствиям.
– Я думала, мы хотим одного и того же. Остановить Валанте, не дать пробудиться злу!
– Значит, тебя во мне возбуждала… доброта? Тиа, – он сладко рассмеялся, но от сахара в его улыбке у меня свело зубы, – это даже мило. Глупо, но мило.
Мне стало так обидно от собственного бессилия. Внутри все жгло – так горели несбывшиеся надежды.
– Я думала, мы союзники.
– Мы союзники.
– Нет. Ты использовал меня! Теперь ты ответь. Поэтому ты со мной сблизился? Чтобы я верила тебе, чтобы рисковала собой ради нашего плана? Тебе просто нужна была сила богини света, а не я!
Я кричала все громче и вскоре наверняка бы сорвалась. Руки чесались ударить Рафаэля, хотя я знала, что едва ли смогу ему хотя бы царапину оставить. Может, я бы и кинулась на него, если бы Рафаэль вдруг не схватил меня за горло.
– Не смей так со мной говорить, Тиа, – прорычал он, глядя мне в глаза. Рука на моем горле была жесткой, но не причиняла боли.
