Нью-Хейвен ожил. Подумать только, они были здесь все эти годы, восстанавливая все, что потеряли. Как тошнотворно.
— Я буду приглядывать за тобой, — обещает она.
Ее голос напряжен от волнения и предвкушения.
Если бы я не знал ее лучше, то бы подумал, что ей это нравится.
Мысленно я прокручиваю план, пока приоткрываю дверь и выглядываю в темный двор.
Уильям пойдет первым — там есть небольшая пристроенная структура, которая появилась пару лет назад, судя по серии изображений, которые я изучил. Кристиан упоминал что-то о том, что он живет за пределами главного дома. Полагаю, когда он достиг определенного возраста, ему захотелось стать самостоятельным.
Но он не потрудился полностью освободиться.
Мы сначала выведем его, прежде чем углубимся в главное здание, где в настоящее время мирно и удовлетворенно спит Ребекка. Я представляю, как она живет в комфорте, спокойно отдыхая в своем благочестии.
Она отняла все не только у меня, но и у других, и продолжает делать это. Я скриплю зубами, а рука сжимает пистолет. Мне трудно сдерживать себя, так как не терпится пробежаться по территории и вышибить ей мозги.
Я киваю, как только убеждаюсь, что путь свободен, выскальзываю наружу, практически прижимаясь к забору позади одного из четырех длинных домов, где определенные люди, пары и целые семьи живут за тонкими перегородками, разделяющими их, с общими кухнями в каждом здании. За ними находится еще пара строений, в которых расположены мужские и женские туалеты и душевые.
Только в главном доме есть собственные ванные комнаты.
Меня беспокоят эти общественные туалеты. Люди могут забрести сюда в любое время ночи. Я держу Скарлет в дальнем углу длинного дома, напротив одной из ванных комнат, внимательно наблюдая и прислушиваясь в поисках любых признаков того, что мы здесь не одни.
Я собираюсь подать ей знак следовать за мной, когда резкий звук заставляет мое сердце замирать, а мышцы напрягаться. Я узнаю его. Я помню слишком хорошо. Я постоянно слышу его в своих кошмарах.
Шум уводит меня в сторону мужского туалета, мои ноги передвигаются сами по себе. Второй звук наполняет воздух, громче первого.
Легкие шаги Скарлет говорят мне, что она рядом, но щелчок ремня беспокоит меня больше. Он и последовавшие за этим пронзительные всхлипы.
Детские всхлипы.
— Тебя предупреждали об этом, не так ли? — Еще один звук, такой резкий и громкий, что заставляет Скарлет судорожно вздохнуть, когда мы подходим к открытой двери. Я не планировал, но уже не могу уйти, не могу игнорировать это. Каждая клеточка внутри меня тянет меня на звук. Я не смог бы игнорировать, даже если бы захотел.
— Это не мое! Я только что нашел его здесь! — Голос маленького мальчика, не старше восьми или десяти лет. Полный боли, слез и унижения. Он такой одинокий, каким был я. — Правда, это не мой комикс!
— Твой комикс или нет, ты знал, что он здесь, и ты улизнул, чтобы почитать его посреди ночи, пока твои родители спали. Не трать впустую ни свое дыхание, ни свои слезы.
Прошлое переплетается с настоящим, голос мужчины, назначающего наказание, сливается с голосом Кристиана, пока я с таким же успехом снова не оказываюсь в том чулане. Когда лежал поперек стула для порки, и моя голая задница получала красные отметины, как бы я ни молил о пощаде, но меня не услышали.
— Прости! — Мальчик плачет, и Скарлет хватает меня за руку.
Нам нужно идти. Продолжай двигаться.
Под угрозой план, не говоря уже о наших жизнях.
Но…
Один удар плетью, другой, еще.
Быстрый, бодрый, жгучий.
Он наносит раны.
Он оставит шрамы на этом мальчике.
Это же ребенок.
Ребекка… Уильям… они должны умереть. Этому нужно положить конец, и лучший способ сделать это — убить их. Сейчас, пока у нас есть такая возможность.
Удар! Удар!
Плач прекращается, но ублюдок все еще избивает его.
Вот что заставляет меня ворваться к ним, а не идти дальше к главному дому. То, что заставляет меня искать придурка-садиста, избивающего маленького мальчика за то, что он ребенок.
Я рычу, задыхаясь, как бешеная собака, когда врываюсь в душевую, где высокий, долговязый мужчина едва ли старше меня держит в руке ремень, а маленький, тощий мальчик — голый ниже пояса и покрытый перекрещивающимися рубцами — лежит лицом вниз на кафельном полу, еле дыша.
— Кто ты? — Он тяжело дышит, его лицо раскраснелось, а глаза блестят.
Я знаю этот свет. Я видел его раньше. Чистое гребаное зло.
Скарлет взвизгивает в тот момент, когда я поднимаю руку.
— Рен!
Слишком поздно. Я уже нажимаю на спусковой крючок и стреляю по всем монстрам моей юности. Монстры, которые все еще живут и дышат в моем подсознании и, вероятно, будут жить и для этого маленького мальчика. Этого бедного ребенка.
Пуля уже вылетает из ствола, пересекает комнату и пробивает голову ублюдка насквозь.
Звук оглушительный. Плитка окрашивается в красный цвет, когда его затылок взрывается и забрызгивает стену позади него. К тому времени, как он падает на пол, его глаза широко открыты и смотрят в невидящем удивлении.
В моих ушах слишком громко звенит, чтобы я мог расслышать, что говорит Скарлет, но что бы это ни было, она тянет меня за руку. Ее глаза безумны, а лицо побелело.
Наконец, ее голос начинает просачиваться сквозь затихающий звон.
— Нам нужно идти. Это было слишком громко.
Черт. Она права.
К тому времени, как мы выбегаем на улицу, в двух окнах длинных домов уже зажигается свет.
— Черт! — Я беру ее за руку и снова бегу к ближайшему длинному дому.
Мы должны добраться до ворот прежде, чем кто-нибудь их закроет.
Мне не следовало приводить ее с собой.
Мне не следовало стрелять в него.
Ему не следовало бить ребенка.
Я знал, что ты все испортишь.
Голос Ривера заставляет меня двигаться быстрее, я бросаюсь прямо к воротам и обнаруживаю, что они открыты, как только мы покидаем длинный дом. Они еще не обнаружили пустое помещение охраны. Шанс все еще есть.
Мы на полном ходу пробегаем мимо склада арсенала. Звуки громких голосов и хлопающих дверей заглушают панические вздохи Скарлет.
Еще немного. Еще немного.
Мне не следовало этого делать.
Они все еще живы. Я, блядь, потерпел неудачу.
— Быстрее, — визжит Скарлет, когда мы всего в нескольких футах от побега, и я понимаю почему. Позади нас раздаются мужские голоса, сопровождаемые топотом шагов, но слишком поздно. Мы уже огибаем забор, бежим в темноте, но уже становится светло. Восточный горизонт начинает светлеть, и, по
