еще раз. Еще. Еще. Каждый удар встречал все меньше сопротивления, из-за того что трескались кости и разрубалось мясо.
«Как я их ненавижу, как я их ненавижу, КАК Я ИХ НЕНАВИЖУ…»
– Орайя! Прекрати!
Как только руки коснулись моих плеч, я в ту же секунду развернулась и сделала выпад, не успев себя остановить.
Я пришла в этот мир сражаясь. И покину его сражаясь. И буду сражаться, чтобы защитить все свои уязвимые места, а сейчас я чувствовала, что все тело – и душа – были как открытая рана, которую надо защитить.
Я хотела драться.
Райн, конечно, это понимал. И конечно, знал меня достаточно хорошо, чтобы парировать каждое мое движение, пока наконец я не ударилась спиной о стену, а моя рука была зажата его прочной хваткой.
Он наклонился надо мной, уперев одну руку в стену у меня над плечом, а другой удерживая мое запястье, крепко, но аккуратно.
Меня удивило, что в его глазах я увидела облегчение. Он головой показал на тело, которое превратилось в кровавое месиво.
– Я оценил твою тщательность, но, мне кажется, он мертв.
Его взгляд смягчился, когда он снова посмотрел на меня.
Я изо всех сил старалась не замечать и не придавать значения тому, что они впитывали меня так же, как он впитывал солнечный свет.
– Уже почти рассвет, – сказал он. – Я тебя везде искал.
Он не спросил: «Все ли у тебя в порядке?»
Но я слышала это в его голосе.
Не в порядке. И мне не нужна была такая мягкость. Она слишком близко подбиралась ко всему, что я пыталась защитить.
Его пальцы передвинулись, накрыв отметины, которые оставили у меня на руке ногти Винсента. Эти отметины болели больше, чем обычно болят такие мелкие ранки. Я чуть поморщилась, едва заметно, но Райн все равно обратил внимание. Он посмотрел на мою руку, и взгляд его потяжелел.
– Откуда это?
– Какая разница?
– Есть разница. Это он?
Я замялась чуть дольше, чем следовало, прежде чем произнести:
– Один урод из трущоб.
– Чушь собачья!
Он скривил рот. Чистая ненависть. Словно эти несколько кровавых отметинок составляли не меньшее преступление, чем уничтожение Салине.
Мне это не понравилось.
Я не заслуживала, чтобы меня так защищали. Мне не понравилось отвращение на его лице. Стало обидно за Винсента.
Я выдернула руку.
– Ты мне оставил раны похуже. Я не принцесса, которую надо защищать. Как бы ты меня ни называл.
– Я знаю.
Два слова, и столько рассудительности на этом выразительном лице. Я уже научилась смотреть сквозь маски, и под ними все было кристально ясно. Слишком ясно.
– Прекрати, – зашипела я.
– Прекратить – что?
– Не смотри на меня так.
– Как я на тебя смотрю?
Я оттолкнула его. Не знала, что на это ответить. Слишком много вариантов. Я видела их в глазах Райна.
– Как будто жалеешь меня.
Он фыркнул. Я отвела взгляд, но услышала усмешку.
– Думаешь, я тебя жалею? Не жалею, Орайя. Я лишь считаю, что ты заслуживаешь лучшего.
По мне, это как раз таки было типичной жалостью. А если то была не жалость, значит нечто другое – и более реальное. И это мне не нравилось еще сильнее.
Я резко обернулась:
– Что ты здесь забыл?
Мой тон был откровенно желчным. Райн такого не заслужил. Он ничего плохого не сделал, наоборот, был ко мне добр. Я же могла только драться.
Однако выражение обиды на его лице меня обезоружило.
Но он стиснул челюсти и сказал:
– Я знаю, в чем дело, и с тобой в этом не участвую. Если хочешь, чтобы тебя вышвырнули из Кеджари за то, что ты не вернулась в Лунный дворец до рассвета, – прекрасно. Мешать не стану.
– Вот и хорошо. Тебе же проще. Что ж, может, ты и впрямь заслуживаешь победы больше, чем я. Какое тебе до меня дело?
Райн уже было собрался уходить. Мой голос прозвучал слабее, чем раньше. Обиженный вид Райна лишил мои укусы яда. Теперь я снова была маленьким ребенком, который огрызается на чудовищ слабыми человеческими зубами.
Он остановился. Медленно обернулся.
– Какое мне до тебя дело? – с негодованием переспросил он.
Вообще-то, я понимала, что вопрос звучит смешно. Хотя не должен, потому что у Райна были все причины дать мне потерять контроль над собой и оказаться дисквалифицированной или убитой. Я была его врагом во всех смыслах слова: дочерью короля, которого он ненавидит; выросшая в клане, который уничтожил его клан; соперник в борьбе за титул, который может выиграть только один.
Райн подошел на шаг ближе и пристально в меня всмотрелся.
– Какое мне до тебя дело? – хрипло повторил он. – Орайя, ты дура?
Я не ожидала отчаяния в его голосе. Словно он молил о помощи.
– А может, это я дурак.
Нет. Мы оба.
Я прекрасно знала, почему Райну есть до меня дело. И по той же причине мне есть дело до него. Я не дышала. Меч скользнул обратно в ножны.
Нет, оружие не могло меня от этого защитить. Я не была уверена, хотела ли я этой защиты. Мое сердце было открыто, кровоточило и было отвратительно, по-человечески хрупким.
Но когда лунный свет упал на лицо Райна, я стала вглядываться в каждую черточку. Я очень хорошо изучила это лицо, но все равно обнаруживала что-то новое и притягательное каждый раз, когда смотрела на него. А сейчас оно словно само было болью и тоской.
Меня тянуло к нему. И я так устала от потерь.
Когда я приблизилась, я еще не знала, что собираюсь сделать или сказать.
Но я обвила его шею руками и поцеловала его.
Глава сорок четвертая
Райн встретил мой поцелуй с таким пылом, что непонятно было, кто начал первым. Его руки сомкнулись вокруг меня, плотно притянув к себе, и мы вдвоем сделали несколько неровных шагов, пока моя спина не наткнулась на стену. Райн искал ртом мой рот, словно хотел изучить каждую частичку меня, – забирал мои губы, верхнюю, нижнюю, а теплый и мягкий язык и требовал, и отдавал.
Глубоко из его горла поднялся стон – и дрожью пронесся по всему моему телу. Я была зажата между Райном и стеной. Его рука скользнула по моей талии вниз, и я прильнула к этому прикосновению. Мало. Все равно мало. Искра, которую мы зажгли в пещере, не погасла, мы ее только притушили. И сейчас она с неистовством возродилась, жарче и убийственнее, чем была. Мне ничего так не хотелось, как сгореть в ней
