никогда ему не рассказывали, не хотели, чтобы он чувствовал себя обделенным, менее любимым.
– Он обо мне ничего не знает?
Я говорила по-английски и сжала плечо Джима.
– Он узнал, – ответил по-английски Томас с четким акцентом.
– Он служил в армии и приехал домой на выходные, – продолжила Ида. – Мы всегда были осторожны. Но однажды он вернулся рано. Томас получает иностранные газеты в Центральном комитете, и он принес мне вырезку.
– Из «New York Times», – добавил Томас. – Статья о Исайе Харрисе, и там была его фотография, где он тебя обнимал.
– Он нашел вырезку на столе Томаса, – закончила Ида. – Я не успела ее убрать. Не знаю, почему она привлекла его внимание. Черных вообще редко снимают для газет, еще реже их можно увидеть с красивой белой женщиной. Может, лицо привлекло – вы так похожи. Потом пошли вопросы, один за другим, поэтому мы все ему рассказали.
– Он заметил, что всегда подозревал, что существует тайна, но никогда не догадывался какая, – вступил Томас. – Думал, что он наш внебрачный ребенок, что у нас была любовь, когда Оттмар был жив.
– Почему? – озадаченно спросила я.
– Он не похож на остальных, – развел руками Томас.
– Он был потрясен и расстроен, что я не его мать. О тебе мы тогда знали мало, кроме того, что ты улетела в Бразилию, а потом в США. Он рассердился и был растерян. Он любит джаз, здесь любовь к западной музыке воспринимают как бунт. Но джаз считается музыкой угнетенных, так что вполне принимается. Он читал о тебе заметки и вбил себе в голову, что ты его бросила ради примерного образа жизни. Он не поверил, когда я рассказала, что ты за ним приезжала и как это тебя огорчило. Он не верил, что тебя забыл, и обвинял в том, что ты его бросила. С ним было нелегко. А потом ты вышла замуж за мистера Митчела… Мы видели репортаж о вашей свадьбе на первой странице. Это его доконало.
– Что доконало?
Ида и Томас переглянулись.
– Он не хочет с тобой встречаться. Говорит, ему не нужны две матери и что партийные принципы не позволяют ему обниматься с такими капиталистами, как ты и твой муж, – смущенно сообщил Томас.
Ида смотрела в чашку.
– Он со мной не встретится? – недоверчиво покачала я головой. – Я его не увижу?
Мне словно выстрелили в сердце.
– Прости, в этот раз не получится, – ответил Томас. – Он упрямый, очень, весь в мать. Дай ему время.
На следующий день по дороге в отель и в самолете мы с Джимом почти не разговаривали. Голова у меня шла кругом. Я была счастлива, что и Лорин, и Томас живы, Ида о них заботится, их любит. Чего еще желать?
Приятно было узнать, что наши с Томасом давние чувства были не просто наивной детской мечтой, а настоящей любовью. Я и беспокоилась, и радовалась, словно выдержала экзамен, сбросила с плеч бремя вины, ощущая легкость до головокружения. Оживление омрачалось только реакцией Лорина, и я, как припев, повторяла слова Томаса: «Дай ему время».
Через несколько дней после возвращения в Нью-Йорк я стояла в кухне перед холодильником. Машинально открыв его, достала шампанское – у меня всегда есть в запасе одна или две бутылки, уже охлажденные – и два широких бокала для шампанского (узкие фужеры – дурацкое изобретение). Я стояла в коридоре, поджидая лифт и смотрясь в зеркало, потом улыбнулась и отвернулась. Какая разница, как я выгляжу? Это больше не имело никакого значения.
Второй раз я поднималась к нему в апартаменты без приглашения, зная, что после работы, перед тем, как куда-то пойти, он всегда принимает ванну, а его секретарша сообщила, что в тот вечер мы вместе обедаем.
Я постучалась в спальню, но ответа не услышала. Пройдя по ковру, услышала звук наполняющей ванну воды и подождала у двери. Шум льющейся в ванну воды смолк и послышался всплеск – Джим залез в воду. Я скинула туфли. Давно я не была такой довольной. Нет, ma chère, я не говорю о восторге от отношений с Иззи после горя или сладкого дурмана свиданий с Томасом, но о том чувстве глубокого удовлетворения, которое мы с Шарлем делили столько лет. На душе у меня было спокойно, я снова была влюблена.
Я постучалась в ванную.
– Кто там? – встревоженно вскричал Джим.
– Это я, Роза. Можно войти?
Послышались всплески воды в ванне.
– Да.
Я толкнула дверь плечом и бедром и очутилась в потоке теплого воздуха и знакомого запаха.
Джим сидел в ванне, выпрямившись, будто кол проглотил. Лицо его покраснело от горячей воды, стекавшей с коротко подстриженных волос. На груди виднелись темные завитки. Сильными руками он опирался на края ванны. С тех пор, как мы поженились, он похудел и был в лучшей форме, чем я представляла.
– По-моему, нужно отпраздновать, – заявила я, словно для меня не было ничего проще, чем заходить без приглашения к нему в ванную.
Я звякнула бокалами по мрамору Breccia Onciata, за которым столько гонялась, на секунду пожалев, что не выбрала розовое шампанское, чудесно смотревшееся бы на бежевом мраморе. Откупорив пробку, наполнила бокалы и вручила один ему. Он взял бокал и оперся о стенку.
– За что пьем?
Он пытался изобразить свою обычную маску, но не мог сдержать улыбку.
А тут еще я обезоружила его самой милой улыбкой.
– За тебя, Джим, за тебя.
Я подняла бокал.
– Я хочу поблагодарить тебя за все.
Он поднял бокал повыше, мы чокнулись и выпили.
Я облокотилась о мраморную столешницу и потягивала шампанское.
– Когда все стало настоящим, а не игрой?
Он погрузился пониже под воду.
– Я был сражен с первого взгляда, когда ты, как тигрица, бродила по кабинету.
Я засмеялась.
– Я не об этом спрашиваю.
Он усмехнулся, потом помолчал, обдумывая ответ.
– В Лондоне я наконец понял, какая ты и каким можешь сделать меня. Когда мы стояли на балконе в отеле и смотрели на Темзу.
Мы пили шампанское и смотрели друг другу в глаза. Когда бокалы опустели, я поставила их на столешницу.
– А помнишь вечер, когда ты сделал мне предложение?
Я посмотрелась в зеркало и начала расстегивать блузку, взволнованно и одновременно смущенно. Он погрузился в воду так, что видны были только вытаращенные глаза. Потом выплюнул воду и подтянулся.
– В ресторане? Конечно.
Он едва сдерживал улыбку.
– И условия соглашения помнишь? – строго спросила я, стягивая рукав.
– Да, миссис Митчел, – ответил он, подражая моему официальному тону. – От тебя: публичное изображение брачных отношений, публичное
