есть, если она вообще куда-то уехала.
— Она уехала, точно, — говорит О’Райан и болезненно морщится. — Говорит, она собирается учить… комедии в какой-то школе… для шоферов?
— Ты хочешь сказать, в «Школе правил уличного движения»?
— Ага, верно. Она говорит, что и раньше там работала.
— Работала. В Калифорнии, очевидно, есть обязательные курсы для переподготовки тех водителей, у которых отобрали права. Но Калифорния есть Калифорния, вот они и пытаются разнообразить занятия с помощью всяких приемов вроде кулинарных уроков или комиков в качестве инструкторов по правилам уличного движения. Уверена, у Карен это здорово получается. Но она уже там работала. Меня настораживает, что она туда вернулась. Она тебе объяснила?
Он тяжело потряс головой, как бизон.
— Не слишком подробно.
Он не смотрит мне в глаза, и я чувствую, что теперь, когда он затеял этот разговор, он жалеет, что эта идея пришла ему в голову.
— Но… ты говорил с ней перед отъездом?
— Угу, только перед тем как уехать, она стала плоховато ко мне относиться.
Плоховато! Узнаю Карен.
— Хуже, чем обычно?
О’Райан облизывает губы, как будто пытается пуститься в откровения, глубину и широту которых мне еще предстоит определить.
— Ну, — произносит он наконец, — дело-то в том, что я сделал то, что ты мне советовала… попытался поговорить с ней.
— Я не совсем то тебе советовала, О’Райан. Я лишь согласилась с тобой, что пора…
— Неважно. Я попытался, и… вышло так, что получил пинка под зад.
Да, я припоминаю, что насчет «пинка» Карен говорила в своем послании, записанном на моем автоответчике.
— Мне очень жаль. И все же, разве не лучше знать все самое худшее?
— Наверное. — Он неуверенно пожимает плечами, и я вдруг осознаю, что впервые вижу О’Райана таким несчастным. Побитым: брюхо волочится по земле, как у волка, покоренного и засаженного в клетку. — Только… мне все хужее и хужее. Понимаешь, Дана, тут как вышло… Когда я ей сказал, что мы с ней или вместе ловим рыбку, или выбрасываем напрочь наживку, она и заявила, что собирается рвануть на побережье. Только вот я что-то не очень в это поверил.
— Ты думаешь, она так сказала, чтобы порвать с тобой окончательно?
— Вроде того. — И он морщится, будто рана еще кровоточит. — Только я никак не мог смириться, я ведь так к ней отношусь… Ну, и начал я за ней следить.
— Следить?! Ты хочешь сказать, ты за ней… шпионил? Я правильно поняла?
— Да нет, не так. Не с ночными очками или с мордой, вымазанной черным, или еще что.
Может быть, но все равно он за ней следил. Сама эта мысль и интриговала, и ужасала меня, поэтому я осторожно пристроила на свою физиономию равнодушное выражение.
— Ладно, — ободряюще киваю я. — Значит, ты за ней следил.
— Ага. — Он снова смущенно облизывает губы. — И все вышло, как я и думал. Никуда она не уезжала. По крайней мере, пару недель. Похоже, дел у нее было навалом — таскаться за мужиками, которых она почти и не знает. Богом клянусь, Дана, это был просто какой-то кошмар! Помнишь, я сказал тебе в ресторане, что у меня всегда было впечатление, что от меня она ехала куда-то еще?
— Я помню. Но что ты имел в виду под мужиками, которых она почти не знает?
О’Райан судорожно сглатывает, и я понимаю, что он сомневается, стоит ли рассказывать дальше. И все же, зайдя так далеко, он решается идти до конца.
— Понимаешь, она с ними даже не разговаривает. Это больше смахивает на… У нее есть такой список, в нем все эти мужики, и у нее уже прям-таки система их проверки. Поздно ночью она в своей машине едет к дому, паркуется, выключает фары…
Меня охватывает дрожь при мысли о Карен, чьи поступки так неприятно схожи с тем, что я себе навоображала в своих снах, а также об О’Райане, который следит за ней, пока она сама выслеживает смутные объекты своего еще более смутного желания.
— И эти мужчины… они те, в кого она влюблена «на расстоянии», как ты думаешь? Или те, кто ее обидел?
— Точно не берусь сказать. Может, и так, и эдак. Знаю только, что мне она сказала, что рванет из города, а на самом деле никуда не уезжала.
Что поделаешь, устало думаю я. Такое случается сплошь и рядом. Особенно если сравнивать происходящее с более странными поступками Карен.
— Но я припоминаю, ты сказал, что она действительно уехала из города.
— Да, в конечном итоге. Сказала — чтобы быть подальше от меня. — Он снова морщится, как от боли. Ему явно неприятно об этом говорить.
— Тогда, — говорю я как можно мягче, — возможно, она заметила, что ты за ней следишь?
— Ага. И она озверела. Только знаешь что, Дана? Не думаю я, что уехала она из-за меня. Скорее, один из этих мужиков рванул на побережье, так она и там хочет его прищучить.
Зная Карен, я полагаю, что О’Райан прав. Если кто и понимает действительную природу этих бесполезных метаний, то это, скорее всего, О’Райан. Однако признание его правоты вряд ли послужит для него большим утешением.
— Ну, поездка в Калифорнию по любой причине — не такая уж и плохая идея, — осторожно говорю я. — Я хочу сказать, что тебе не повредит побыть от нее на расстоянии, а тем временем, возможно, она переборет эту свою… одержимость, или как там еще можно назвать ее поведение. И вернется более собранной. Она вернется, потому что ей быстро надоест преподавать в этой школе и работать официанткой или продавщицей в винном магазине.
Хотя в самой мысли о том, что Карен в Лос-Анджелесе помогает тем, кто лишился водительских прав, есть определенная ирония. Ведь это единственный случай, когда она могла бы принести пользу здесь, помогая мне получить эти самые права.
— Возможно, — говорит О’Райан. — Но я не хотел бы ждать, чтобы это выяснить.
— Я тебя не виню. Ты достаточно пострадал от Карен. Просто возьми и забудь ее.
— Нет, я про другое, — говорит он смущенно. — Как только съемки закончатся, я тоже уеду.
— Ты? Куда? — Но, увы, я уже догадываюсь.
— Возможно, я на машине двинусь в сторону Калифорнии, — говорит он, густо покраснев. И я знаю, что ввело его в краску.
— Господи, О’Райан! Ты поедешь искать Карен?
Он пожимает плечами и умудряется улыбнуться.
— Псих, верно? Ты ведь так думаешь?
Я же думаю о том, что даже при моем богатом воображении я с трудом могу представить, как Карен едет за своей жертвой в желтом «жуке», а за ней,
