В ковровой нежити
Проект ложился, как в огран,
Навеки нежиться.
Был - кабинет. Был - я. Ворон
Был крик над кровлями.
Был - стол, от прежних похорон
Отполированный.
Был - март. Была - слепая лесть.
Был - день в ночи еще.
И я представил, что ты - здесь
И ждешь в чистилище.
И ждущей загнанный, как в клеть,
В оскал ошейника,
Хотел скорее умереть
Для повышения.
5
Ветром ли в коридорах
Духи заверчены.
И начинается шорох
В шторах матерчатых.
Солнце больным нарывом
Лопнет, и будет крошево.
Долго ль до перерыва
Душу продам задешево.
Мучиться ли до полдня?
В цинке белил, отчаянные,
Двери, как в преисподнях,
Прячут своих начальников.
Мне бы лицо, как грушу.
Мне бы глаза-угольники.
Мне бы такие уши
Можно варить свекольники.
Обухом мне бы - по лбу,
Чтоб ничего не жаждя,
Жить в персональной колбе,
Как и другие граждане,
Радостными микробами.
Солнце глаза спалило.
Я не из вас, загробные,
Я из другого мира.
Я не такой. Но мне ли
Вспарывать тишь отвагою?
Папки беременеют
Проклятыми бумагами.
6
Мыши, где ваш повелитель, нору выгрызший до дна,
Где хранитель ваш бессонный кукурузного зерна?
Где же тот, который знает все ходы наперечет,
У кого с блестящих зубок слюнка алая течет?
Где он ходит, злой и страшный, ужас шаркая сохой?
И язык пристанет к нёбу ночью, белой и глухой.
Временем оцепенелый, город, как в огне горит.
И - наивный и жестокий - тополиный пух летит.
7
Что порождает страх?
Догадывайтесь сами:
Таблички на дверях
Захватаны глазами.
Дурацкий коридор,
Где умирают люди.
Все - чепуха и вздор,
И ничего не будет.
Ни завтра, ни вчера,
Ни в том, ни в этом мире.
Лишь - блеск стекла, игра
Паркетов и фамилий.
Лишь - миг, где иск вчинив
Себе - горя летами,
Плывет в тоске чернил
И чинопочитании.
Лишь солнечный озноб,
Сквозь окна пропотея,
Поставит пыльный сноп
Главою от Матфея.
8
Празднуем века кочевий,
Из затворничества глядя.
Тишина ласкает череп
Терпеливо, словно дятел.
Глухо. - Звезды. Океаны.
Глухо. - Толщиною с волос.
Глухо. - Как внутри стакана,
Происходит чей-то голос.
Глухо. - Мертвенное знамя.
Глухо. - Зарево и жажда.
Эта женщина не знает,
Что уже жила однажды,
Либо лунным светом, либо
Неотмеченной и странной
Пучеглазой белой рыбой
В сердцевине океана.
Или, может быть, печально
Проходила, сняв оковы,
От египетской овчарни
До ступеней Иеговы.
Век затворничества. Выбор:
Завтра та же скука. Кроха
Памяти: Иона. Рыба.
Звезды. Хор чертополоха.
9
Помолись Кресту,
Поклонись Хвосту,
Курной заре
На Лысой горе.
Поклонись Воде
В звездяной Отел.
Неба донный чан
Волос пьет мыча.
Поклонись - где кус
Хлеба, Иисус,
Молоко и рог,
И желтый Сварог.
Семилиста вар
Нервен и яр.
Глазами косит
Черный бог Руси.
ВРЕМЯ ОКРАИН
1
Смысл волоса, воды и воска.
Железный ленинградский май.
Душа отравлена. И мозга
Дымится серый каравай.
Смеяться, плакать - бесполезно.
Семь раз - храни тебя от бед!
На грудь мою, как май железный,
День горя обручем надет.
Проходят страшные приметы:
Не жить - ни вместе и ни врозь.
Судьба моя в начале лета
Торчит, как в стенке ржавый гвоздь.
Язык горчит, как ложка перца.
Час тянется длинней, чем век.
А то, что называют сердцем,
Все - гонит, гонит черный бег.
2
Пустое лето. Не с кем говорить.
Друзья, как птицы, потянулись к югу.
И негде сердце водкою залить,
И жизнь идет по замкнутому кругу.
От жизни помогает лишь запой.
От сердца - водка лучшее лекарство.
А день стоит -
