его помощник. Привезли его, наконец! – Евграф Комаровский моментально развернул экипаж к павильону. – Надо его расспросить скорее.
– Да, как можно скорее! – пылко согласилась Клер.
– Два часа вас ждет уже, – доложил им денщик Вольдемар, когда они подъехали. – Чаем я его напоил с дороги – устал он, они с раннего утра из Москвы добирались с почтой фельдъегерской. Четыре чашки выпил и варенье все съел. Стражников я отпустил. Он тихий господин. Говорил мне, что и сам к вам собирался, как об убийстве стряпчего узнал.
В павильоне за столом сидел полный лысый черноглазый мужчина лет сорока в пыльном дорожном платье с деловым кожаным саквояжем. На столе перед ним чайник и чашка, опрокинутая вверх дном на блюдце с недогрызенным куском сахара.
– Его сиятельство граф и госпожа Клер Клермонт прибыли, – словно дворецкий, объявил верный Вольдемар.
Чиновник встал и низко поклонился.
– Капустин Михаил Иванович, – представился он. – Поверенный в делах и многолетний помощник Луки Лукича Петухова по вопросам сношений с заграничными партнерами и юридическими конторами в Риге, Вене, Париже, Баден-Бадене, Варшаве, Милане и Флоренции, а также в Кадисе и Толедо.
– О, да вы со стряпчим европейские дела широко вели, – удивился Комаровский. – Прошу садиться, мсье Капустин. Чашку чая? Кофию?
– Благодарствую, уже напоен и накормлен вашим расторопным слугой. – Капустин снова поклонился и сел, когда Клер и Комаровский расположились за столом напротив него.
– Если не возражаете, мы будем говорить с вами по-французски, чтобы мадемуазель Клер нас поняла. Стряпчий Петухов здесь на покое в Иславском вел жизнь внешне очень скромную, – сказал Комаровский. – Я считал, что он обыкновенный чиновник. Правда, я видел у него в доме копию – прожект нового Уложения – кодекса, посланного ему на отзыв из кодификационной комиссии. И это натолкнуло меня на мысль, что деловые связи и возможности стряпчего были намного серьезнее. А авторитет его как судейского крайне высок. Он был жестоко убит несколько дней назад. Убили и его дочь-девицу, и кухарку.
– Я получил весть о злодействе из судебно-полицейских источников, – ответил Капустин, его французский был беглый, но с акцентом. – Я был потрясен… это такая утрата! Невосполнимая потеря в нашем профессиональном цехе. Но потом… сегодняшней ночью, перед тем как утром ко мне явился ваш конвой, я сторонним образом узнал, что убийца пойман. И даже убит сам при попытке нового нападения. И это не кто иной, как Гедимин Черветинский – сын давнего и уважаемого клиента стряпчего Антония Клементина Черветинского.
Евграф Комаровский глянул на скромнягу-чиновника в пыльном поношенном платье – ну ты и фрукт, брат, ну и осведомители у тебя…
– И если честно, я не особенно удивился, узнав имя убийцы Луки Лукича. – Чиновник Капустин нахмурился. – Дело в том, что мой уважаемый патрон знал две очень опасные, если не сказать убийственные тайны, которые могли угрожать его безопасности. Одну он хранил долгие годы и поделился ею со мной с полгода как. Вторая тайна стала его опасным секретом всего несколько дней назад.
Клер вся обратилась в слух. Они подходили к чему-то очень важному, возможно, самому главному во всем этом сложном и запутанном деле.
– Что за тайны? – спросил Евграф Комаровский.
– Они касались двух разных людей. Но обе были связаны с семейными делами. – Чиновник Капустин неожиданно вспотел. Он заметно нервничал.
– Я обнаружил в доме стряпчего ваше письмо, где вы сообщали ему о кончине в Баден-Бадене дальнего родственника Черветинских, некоего Черветинского-Рагайло, бывшего последнего кастеляна Польши.
– Он граф Священной Римской империи, как и вы, ваше сиятельство, титул был пожалован ему, как и вам, австрийским императором за заслуги перед Австро-Венгрией. Это был очень, очень богатый человек.
– Тайна стряпчего касается Черветинских? Она как-то связана с вашим письмом? – быстро спросил Комаровский.
– Она связана напрямую, – ответил Капустин. – Дело в том, что бывший кастелян Польши оставил своему наследнику огромное состояние. После его смерти обнаружилось завещание на имя Гедимина Черветинского, который объявляется кастеляном единственным законным наследником всего. Именно поэтому Гедимин и убил моего несчастного патрона.
– Я не понимаю вас. Как это могло стать причиной убийства? Объясните все подробно. – Комаровский глянул на Клер, которая тоже окончательно запуталась.
– О сведениях, которыми располагал мой патрон, я узнал всего полгода назад, он сам поделился со мной, вынужденно, – вздохнул Капустин. – Потому что через меня он получал сведения от наших партнеров из-за границы, через мои зарубежные связи. Но чтобы понять все, надо обратиться к событиям тридцатилетней давности. Мой патрон в те времена был поверенным в делах и личным секретарем Антония Черветинского, служившего в качестве дипломата Коллегии иностранных дел при ставке фельдмаршала Румянцева-Задунайского. Сам он уже по старости удалился в имение, но его армия в те времена стояла на Дунае, война с турками недавно завершилась, однако локальные военные действия продолжались. Род Черветинских – младшая ветвь рода Черветинских-Рагайло. При разделе Польши Антоний выбрал службу при русском дворе, а его двоюродный дядя, бывший кастелян, стал подданным Австрийской империи. Он был бездетным. В те времена по Европе гуляла оспа, и кастелян тяжко ею заболел, он был при смерти. И в тот момент он составил свое первое завещание, где отписывал все состояние Антонию Черветинскому с непременным условием – чтобы сын и наследник Антония на тот момент был жив и здоров, дабы польский славный род, разделенный империями, не угас и богатство не ушло на сторону. Но когда привезли копию завещания в фельдмаршальскую ставку Антонию, случилось непредвиденное – с ним в ставке на Дунае находилась его беременная жена и маленький трехлетний сын Павел. Они все тоже тяжело заболели в тот момент. Павел был при смерти, он и так появился на свет слабым, с врожденной кожной болезнью, а тут еще зараза… Супруга Антония скончалась, ребенок младший так и не родился, старший умирал – в таких обстоятельствах завещание кастеляна теряло силу. И тогда Антоний пошел на обман. Ему помогал мой патрон-стряпчий. В валашской деревне они нашли бедную турецкую семью и тайно, за деньги купили там ребенка. Мальчику было три года. Антоний решил выдать его за Павла в случае, если тот скончается. Они ведь были, по сути, на театре военных действий, далеко от дома, от всех европейских столиц. Антоний полагал, что его вельможный родич кастелян никогда не узнает о подмене. Но Павел выжил. Антоний все равно решил подстраховаться – дети ведь часто болеют и умирают, оставить приемыша себе. На кону было такое состояние! Он сначала спрятал ребенка с помощью стряпчего, отослал его из ставки, объявив в письме родственникам и друзьям, что его жена
