родила ему младшего сына, а сама скончалась при родах. Так и появился в их семье Гедимин.
– Гедимин не родной сын Антония Черветинского? И не младший брат Павла? – не выдержала Клер.
– Он маленький синеглазый турок. Мой патрон мне потом говорил, что только его редкая экзотическая красота, тонкость черт позволила все эти годы скрывать, что они с Павлом, по сути, ровесники.
– А Павел знал, что Гедимин не его брат? – осторожно спросил Комаровский.
– Долгие годы нет, потому что Антоний и мой патрон хранили свою тайну крепко. Потом он узнал, но это ничего не изменило в его отношении к Гедимину.
Евграф Комаровский встал, с грохотом отставив стул, потом снова сел.
– Но этой тайне тридцать лет! – воскликнул он. – Почему, по вашему мнению, Гедимину потребовалось убить стряпчего именно сейчас, когда…
Клер глянула на Комаровкого: нет, Гедимин не убивал стряпчего и остальных… он говорил мне чистую правду…
– Я ничего не понимаю, – признался Комаровский.
– Я сейчас вам все объясняю, ваше сиятельство, – невозмутимым тоном юриста ответил чиновник Капустин. – Первое завещание кастеляна просуществовало неизменным восемь лет. Затем Антоний по приказу кастеляна повез обоих мальчиков – и Павла, и Гедимина – в Вену: кастелян хотел лично посмотреть на продолжателей рода Черветинских-Рагайло. Кожная болезнь Павла привела его в ужас. А он ведь был старший сын. И кастелян составил новое завещание. На этот раз он отписывал все свое имущество после смерти уже не Антонию Черветинскому, а Гедимину, который его просто очаровал своей красотой. По завещанию номер два именно Гедимин – тайный приемыш, обманом выданный за сына Антония, – становился наследником огромных богатств. Вы понимаете теперь, к чему я клоню?
– Да, теперь я начинаю понимать, – ответил Евграф Комаровский. – Однако…
– Подождите, ваше сиятельство, история еще не закончена. Когда началась война с Бонапартом, как рассказывал мне мой патрон, кастелян затеял с Антонием активную переписку. Вы знаете, что Польша в той войне возлагала определенные надежды на Наполеона, мечтая, что он вернет ей независимость. Кастелян требовал у Антония, чтобы тот… вспомнил свои национальные корни, скажем прямо – он склонял его к предательству. Он настаивал, Антоний колебался, выжидал… В тот момент Павел сбежал на войну и покрыл себя славой в боях, будучи совсем юным. Его наградили, про Антония и всех Черветинских вспомнили Кутузов и сам государь. Антоний ответил своему родственнику категорическим отказом, он остался верен русскому престолу. А кастелян в гневе объявил, что все связи между ними отныне оборваны и что он уничтожил завещание. И с 1812 года Антоний Черветинский так и считал, что этот вопрос закрыт, завещания не существует, кастелян оставит свое богатство не младшей ветви, а отпишет все дальним родственникам Радзивиллам и Понятовским. Он горевал, но… считал, что все потеряно безвозвратно. Он начал активно устраивать судьбу своих детей, не делая в этом различия между родным сыном и приемным.
– Он сделал различия, когда отдал Гедимина Арсению Карсавину, не пожалев мальчика, – горько заметила Клер, обращаясь к Комаровскому.
Но проницательный Капустин тоже понял ее.
– Я знаю эту давнюю печальную историю с Карсавиным от моего патрона. Да, здесь жалость отсутствовала. Однако Антоний, дела которого после войны совершенно расстроились, активно подыскивал Гедимину богатую невесту и нашел такую в лице юной дочери гофмейстера Кошелева, полуиспанки, наследницы тоже приличного состояния, хотя с богатствами кастеляна оно не шло ни в какое сравнение. Их сговорили. Но год назад Гедимин вдруг объявил, что он хочет расторгнуть сговор и на дочке гофмейстера не женится. Мы с моим патроном в тот памятный вечер как раз приехали к ним в Успенское – с бумагами насчет этого брака. Опекуны девочки выдвигали ряд условий и назначали срок свадьбы. Антоний Черветинский и его сыновья спорили в кабинете – потом там остался с отцом Гедимин, пригласили стряпчего. Позже он мне сказал, что Гедимин был резок и груб с отцом, требовал расторгнуть помолвку, Антоний же в припадке ярости назвал его неблагодарной турецкой свиньей. В ярости он крикнул Гедимину, что он ему не родной сын. Это слышал и Павел… Потом они там в кабинете снова остались вместе, а мы со стряпчим решили уехать, потому что скандал все не утихал. Юридические вопросы в такой обстановке не решают, сами понимаете. А затем мы услышали крики… Антоний истошно вопил: «Темный! Темный здесь!» Крики доносились уже не из кабинета, а с лестницы. Когда мы со стряпчим прибежали, то увидели, что Антоний лежит внизу, он упал с лестницы, и рядом с ним Гедимин и Павел. Павел пытался его поднять, а Гедимин просто стоял и смотрел.
Клер слушала Капустина: все складывается, да… За исключением самого главного. Не Гедимин убил стряпчего и его семью. Хотя Капустин уверен в обратном.
– Вы увидели Антония уже на полу? – уточнил Евграф Комаровский.
– Возле ступеней лестницы, внизу. Он лежал и хрипел. Он сильно расшибся, но был жив. Я сразу понял – у него апоплексический удар. Мой тесть умер подобным образом. Но Антоний выжил, хотя ум его пострадал и дееспособность тоже. Весь следующий год мой патрон уже не вел дела лично с ним, а только с Павлом. А затем произошло то важное событие, о котором я написал патрону, узнав это от своих партнеров в Европе.
– О том, что престарелый кастелян скончался в Баден-Бадене?
– Совершенно верно, ваше сиятельство. Но пока мое письмо с вырезками из газет в подтверждение шло из Москвы, патрон сам прислал ко мне нарочного – он уже получил эти известия и очень важные сведения.
– Какие?
– У него был свой собственный источник в окружении кастеляна в Баден-Бадене, кто-то из слуг или приживалов, и тот проинформировал, что то второе завещание на самом деле не было уничтожено. Все эти годы оно так и хранилось в секрете – кастелян так ненавидел Радзивиллов и Понятовских, что не желал оставлять имущество им, своим вечным соперникам. Несмотря на политические распри, ссоры, угрозы все оборвать – связи остались, ведь узы рода очень сильны. По завещанию именно Гедимин получал все.
– А Павел? – снова спросил Евграф Комаровский. – Он знал, что его брат – пусть неродной – получает такие богатства?
– Нет. Потому что официальное уведомление о наследстве от душеприказчиков кастеляна было послано именно Гедимину, на его имя. А копию уведомления получил мой патрон, он сам мне этом написал. Он хранил ее у себя среди бумаг. И я хотел бы спросить ваше сиятельство – во время обыска в его доме вы нашли копию уведомления?
– Нет. Только ваше письмо.
– Вот и
