кнутом, сердце у него разорвется от наслаждения и боли… Он же был сифилитик недужный, по сути обреченный.
– И по-твоему, это не убийство?
– Нет. – Байбак-Ачкасов с ненавистью глядел на Комаровского и Клер. – Это разумный цивилизованный рациональный подход. Это решение очень непростой, патовой ситуации. Жаль, что того не случилось – потому что это спасло бы многих… в том числе, возможно, и семью пройдохи-стряпчего.
– Недаром все годы Хрюнов тебя в смерти отца подозревал, – заметил Евграф Комаровский. – В проницательности и знании человеческой души ему не откажешь.
– Петруша меня с самого детства к отцу зверски ревновал. Мы же вроде как братья с ним… Хотя какой он мне брат? Я ответил на твои вопросы честно, граф. Сдержишь ли ты свое слово теперь?
– В любое удобное тебе время. Я к твоим услугам, выбор оружия за тобой, – ответил Евграф Комаровский.
– Подобные оскорбления смывают кровью. Готовься к смерти, гяур! Иншалла! – Хасбулат Байбак-Ачкасов ногой в шелковом чулке и кавказском чувяке раздавил свою французскую музыкальную шкатулку, игравшую старый роялистский гимн.
Глава 33
Тайны стряпчего
– И снова все, что мы узнали от этого господина, касается событий тринадцатилетней давности, – заметила Клер, когда они разворачивали экипаж из Сколкова.
– Мы прояснили показания трактирщика, – ответил Евграф Комаровский. – И возможно… не знаю… у меня снова такое чувство – мы от Байбака узнали нечто очень важное, хотя пока сами этого не понимаем.
– А вы правда выпороли бы его на конюшне как сидорова козла? – Клер снова с великим удовольствием повторила по-русски новое неизвестное ей словосочетание (Комаровский и в своем французском диалоге с Байбаком-Ачкасовым вставил его по-русски).
– Я твердый сторонник насилия и репрессий, мадемуазель Клер, вы же прекрасно знаете, – в тон ей ответил Комаровский. – Я считаю, что человек должен страдать за свои убеждения. В отношении нашего Мармота это всенепременно. Пусть познает темную сторону неограниченной монархии, русского суверенного абсолютизма с урезанной свободой и правами – он же роялист. Кстати, я тоже роялист.
Их взгляды с Клер встретились. Он сидел рядом с ней в экипаже, управляя лошадью, а теперь повернулся к ней.
– Сатрап… – Он наклонился к ней.
Клер не отводила взора и чувствовала, как румянец на ее щеках… О, Малиновка – что же ты не отвечаешь ему? Не бросаешься в новый спор?
– Душитель свобод. – Евграф Комаровский прошептал это, подвигаясь еще ближе к ней.
– И это все вы один? Как только вы все успеваете?
– Стараюсь изо всех сил… Клер…
– Вы не такой роялист. Другой. – Она потупилась, а потом снова глянула на него из-под темных длинных ресниц.
– А какой я роялист, Клер?
– Ах! Осторожно! – воскликнула она. – Там, впереди, на дороге…
– Опять заяц? – не глядя вперед, а все на нее, он натянул одной рукой вожжи, притормаживая.
– Старушка с пустыми ведрами на коромысле. – Клер знала это трудное русское слово, обозначавшее странного вида гнутую палку для переноски тяжестей.
Евграф Комаровский на ходу, когда они проносились мимо старухи, кланявшейся им в пояс, чертыхаясь, бросил ей целковый.
– Возвращаясь к господину из Сколкова, – произнес он. – Знаете, мадемуазель Клер, в картах есть такой финт – блеф.
– Я слышала от герра Гамбса, что вы играли в карты с самой императрицей Екатериной Второй.
– Она была великим игроком. Научила меня, юнца, как поднимать ставки.
И Клер поняла – та аудиенция с поцелуями царской нежной ручки на глазах всего двора не закончилась просто приглашением к обеду и карточной игрой в ломбер визави. Было и галантное продолжение, несмотря на все истерики официального фаворита графа Платона Зубова. Ну а потом мудрая пожилая императрица послала своего молодого любовника – лейб-гвардейца в Лондон, посмотреть белый свет.
Когда они уже подъезжали к Иславскому, Евграф Комаровский сменил тон.
– Мадемуазель Клер, я вас сейчас отвезу домой. На сегодня наши розыски и дознания закончены. Этот болван Байбак не успокоится. Поэтому надо решить наши дела с ним сегодня. А завтра мы снова с вами…
– Евграф Федоттчч! – Клер понимала – он прав. Шутливо пикируясь с ним, она гнала от себя острую душевную смуту, что завладела ею, едва прозвучало слово «сатисфакция».
Клер не могла отделаться от чувства, что они на пороге каких-то грозных и опасных событий, а это лишь прелюдия к ним.
– Что вы так встревожились? Да все в порядке, мадемуазель Клер. Я сейчас вас доставлю домой. Вы отдохнете, выпьете свой традиционный английский пятичасовой чай. Побеседуете с подругой. А завтра утром я буду ждать вас на нашем месте на аллее, и мы снова продолжим наше расследование.
– Гренни, я вас прошу… я вас умоляю! Будьте осторожны! – Клер уже не могла сдержать своих чувств. – Дуэль… вопрос чести – у вас, мужчин, такие правила. Но я боюсь за вас!
– Не надо бояться. Все будет хорошо. Просто прекрасно.
Они ехали уже по берегу пруда мимо развалин статуи Актеона. Клер понимала – он везет ее домой, он так решил. Дуэль – личное мужское дело, и она не может быть с ним рядом во время поединка, потому что он ей этого не позволит. Он оберегает ее, не желает причинить ей новые страдания.
Она снова вспомнила, как в Италии готовилась к похищению своей маленькой Аллегры из монастыря, как собиралась, одевалась в мужское платье, натягивала мужские панталоны и сапоги, садилась верхом на лошадь – никакого дамского седла и в помине не было, а за воротами дома ждали ее нанятые лихие итальянские бандиты, вооруженные до зубов. Да, она собиралась напасть на монастырь, куда Байрон отправил на учебу к монашкам ее маленькую дочь, она была готова на все, чтобы не отдать ее в руки клерикалов и ханжей. А на что она готова сейчас?
Она решила – пусть он отвезет ее в поместье, она не останется там. Переоденется в одежду слуги, возьмет на конюшне Юлии верховую лошадь и тайно вернется к павильону. Станет ждать в роще у развалин статуи. Когда он… Комаровский отправится на свою дуэль, она будет тайком следовать за ним. Она не оставит его одного там, где он может быть ранен тяжело. О том, что он может быть убит на дуэли, она думать себе запрещала.
Но планы ее были нарушены самым неожиданным образом. Из Охотничьего павильона на противоположном берегу пруда выскочил денщик Вольдемар и заорал, призывно махая руками:
– Ваше сиятельство! Мин херц! Мамзель Клер! Вы куда? Тут вас человек дожидается! Чиновника из Москвы стражники доставили по вашему приказу!
– Это, наверное, тот самый тип, который прислал стряпчему Петухову письмо,