Отчаяние сдавило сердце, и он ничего не мог с этим поделать. Почему одни не отводят глаза и не сворачивают в сторону, а другие бегут? Греки не сильнее и не храбрее его воинов. В этом у него не было ни малейших сомнений. Да, эллины умели воевать и были искусны и безжалостны. Но ведь и персы тоже. Артабаз натаскивал их так, как никогда и никого не готовил, укрепляя силу и выносливость, повторяя снова и снова строевые маневры. Пусть ему было неприятно видеть их в доспехах «бессмертных», но ведь им это нравилось. Почему греки не бежали при виде столь огромного воинства? Боги, которым они поклонялись, были всего лишь отголосками мыслей Ахурамазды, владыки мудрости.
Артабаз стиснул зубы – прочь сомнения. Платеи далеко – и во времени, и в пространстве. Их тень не бесконечна. Здесь он ступал по своей земле, тысячи лет орошавшейся кровью его предков. Цивилизация была здесь еще в те времена, когда греки жили в пещерах и пугались каждой бури. Артабаз вспомнил фразу, произнесенную много лет назад почти шепотом. Бурей был он и его люди. И сейчас они разметают греков, как ветер, сорвавшийся с гор. Он помолился об этом, глядя вслед Ксерксу и его личной страже, устремившимся к указанному им холму.
Сегодня царь увидит, как искупило свою вину это поколение, пообещал себе Артабаз и сглотнул, хотя горло пересохло, словно от пыли. Он ощутил вкус пыли на языке, как будто снова был у Платеев, но покачал головой, отказываясь подчиниться страху.
– Лучники, приготовиться!
Они первыми нанесут удар, как это было при Фермопилах, и заставят врага дрожать и испуганно, как дети, пригибаться. Это будет первый гром, первая кровь.
– «Бессмертные»! Приготовиться!
Как бы ни старался Артабаз, его голос не мог достичь всех, и поэтому приказ передавали от полка к полку; слова накладывались друг на друга и звучали как стихи. По телу прокатилась волнительная дрожь. Утро прохладное, сказал он себе, да еще и ветерок с реки. В этом дело, а не в том, что он едет навстречу собственной смерти.
Ритм движения ускорился, и ему, чтобы не отстать, пришлось пустить лошадь рысью. Он счел это хорошим знаком. Все-таки его люди готовились к этому, хотя и ожидали встретиться с греками в другой стране и не в этом году. Но, возможно, их также возмутило присутствие гоплитов на их собственной земле и сожжение кораблей и лагеря, о чем напоминал поднимающийся в небо дым. За день и ночь греки показали себя страшной разрушительной силой. И вот теперь он несет им ответ.
Артабаз понял, что бормочет себе под нос, и прикусил губу.
Он не столько увидел, сколько почувствовал обращенные к нему лица. Стрелы летели только по его слову, а он отвлекся и пропустил несколько десятков шагов, позволив врагу беспрепятственно подойти ближе.
– Лучники! Пошлите им бурю! – проревел Артабаз.
Десять тысяч луков согнулись и распрямились. Стрелы роем врезались в воздух, и он зашелестел, как легкий ветерок. По греческим шеренгам будто прокатилась волна, вскинувшая вверх щиты. Артабаз чувствовал их страх.
– Вперед! За царя Ксеркса! – снова крикнул он.
Его голос затерялся в топоте ног и щелканье тетив, но их повторили от шеренги к шеренге. Слова попали в каждое сердце и отозвались гортанным ревом.
Артабаз уже был вместе со всеми, в третьем ряду. Он видел лица греков, укрывшихся от стрел щитами и опустившихся на колено. К многим из них уже летела смерть. Он видел, как колыхнулся строй, но люди тут же исчезли за сияющей чешуей щитов. Артабаз улыбнулся, спешился и похлопал лошадь по крупу, отгоняя в сторону. На него оглядывались, и он заметил, как люди ухмыляются, видя безумное, дикое выражение на его лице. Он почувствовал, как воспарила душа, когда передние шеренги обоих воинств сошлись, каждая в стремительном порыве вперед. В этот момент Артабаз хотел только одного: чтобы греки сломались и обратились в бегство.
Голоса поднялись до криков, и крики звучали все громче, но это были голоса персов. Крики досады, гнева и боли. Длинные копья пробивали доспехи и, окрасившись кровью, отступали, чтобы в следующее мгновение нанести новый удар.
Первая атака в центре натолкнулась на сомкнутую линию щитов. На флангах лучникам повезло больше, и Артабаз видел, как падают сраженные стрелами греки. Но здесь, в центре, они держались, хотя численное превосходство оставалось за персами.
Червячок сомнения зашевелился, когда захлебнулась атака по центру. Ей недоставало мощи. Мощь дает движение, а для движения не было места. Передние оказались прижатыми к греческим щитам и копьям, задние же только давили, стоя на месте и не имея возможности сделать хотя бы шаг. В такой скученности ожесточение дошло до предела, и люди с обеих сторон гибли сотнями. Оглядевшись, Артабаз заметил, что на флангах персам противостоят греки без золотых доспехов, столь знакомых ему по ночным кошмарам. Они тоже, как и остальные, были вооружены копьями и мечами, но щиты у них были деревянные и плетеные, и эти люди не носили шлемов.
Он отдал приказ усилить давление на флангах. Ждать результата пришлось недолго – греки подались назад. Успех окрылил. Артабаз взревел, привлекая к себе внимание, и бросился в самую гущу боя. Вдохновленные примером военачальника, персы усилили натиск. Но все-таки греческий центр держался, как острие клина, и какие бы силы ни бросал Артабаз, сдвинуть этот золотой камень не удавалось. Зато «бессмертные», сраженные железом и бронзой, устилали землю под ногами.
Кто-то из греческих командиров, заметив продвижение персов на флангах, прокричал приказ. И тут же все их войско внезапно отступило на двадцать шагов. Персы беспорядочной толпой устремились вперед, спотыкаясь о своих и падая. Артабаз замахал руками и закричал, опасаясь ловушки и призывая всех держать строй. Настоящие «бессмертные» сохранили бы боевой порядок и дисциплину. Эти же, взяв чужое имя, остались толпой, покатившейся вслед за противником, который уже перестроился. Щиты снова сомкнулись, а копья встретили тех персов, которые превзошли во рвении остальных, – каждого поразили два, а то и три острия.
Артабаз слышал приказы их командиров и видел, как слаженно работают гоплиты – удар, копье назад, снова удар. В этой деловитости было что-то бесчеловечное, уродливое, но своей цели оно достигало. Какими бы сильными и храбрыми ни были эти «бессмертные», справиться с копьями, бьющими то низко, то высоко, они не могли. Попытки отвести удар не удавались просто потому, что по каждой цели били два-три копья. Прошивая или минуя защиту, железные наконечники рвали бедра, руки, плечи, пока человек не падал замертво.
Отчаяние
