сказать в пользу заключения альянса с гугенотами без разрыва союза с Анжу, так чтобы в случае, если возобновление договора с Анжу в конце концов окажется невозможным, у Нидерландов осталось куда обратиться за поддержкой. Взаимопонимание с гугенотами могло примирить кальвинистское население с участием французов в делах страны и подчеркнуть наличие во французском обществе более достойной силы в противовес недостойному герцогу. По этой причине весной 1583 года принц Оранский начал переговоры с двумя наиболее значимыми семействами французских гугенотов относительно замужества своей старшей дочери и собственной женитьбы. Однако то ли «мадемуазель д’Оранж» оказалась слишком робкой, то ли ее приданое было слишком мало, чтобы удовлетворить семью жениха, но вскоре ее роль в переговорах сошла на нет.
Что же касается самого Вильгельма, то на спокойную и неромантичную роль его четвертой жены ему предложили спокойную и неромантичную вдову. Луиза де Колиньи была дочерью его старого друга по изгнанию, великого адмирала Колиньи. Если Вильгельм когда-то и видел ее – что крайне маловероятно, – то это могло случиться только во время его французской кампании 1568 года, когда Луиза была четырнадцатилетней девочкой. Скорее всего, он знал о ней только из донесений как о женщине благоразумной, но с характером, чью жизнь омрачила страшная трагедия. Выйдя замуж в возрасте семнадцати лет за Шарля де Телиньи – человека, о котором история хранит лишь самые блестящие отзывы, – Луиза в августе 1572 года, всего через несколько месяцев после свадьбы, в сопровождении отца и мужа приехала в Париж. В ту же ночь она стала сиротой и вдовой. Когда ее отца выволокли из дома на смерть, ее муж, предпочитая встретить свой конец добровольно и в свое время, сам вышел на улицу, чтобы сразиться с убийцами. Дважды он останавливал группы убийц, предлагая им себя, и дважды они узнавали в нем человека, сразиться с которым у них не хватало ни мужества, ни совести. В третий раз он встретил незнакомцев, которые не знали, кого убивают, и они сделали свою работу. Так в восемнадцать лет Луиза надела траур. Теперь ей предстояло снять его – ненадолго – ради принца Оранского.
По странной случайности именно Луизе предстояло стать родоначальницей династии – матерью единственного сына Вильгельма, у которого были наследники мужского пола. Оранская династия, как мы ее знаем, появилась в результате родственных браков между ее потомками и потомками Шарлотты. По этой причине политически и исторически Луиза де Колиньи сыграла важную роль, и вполне естественно, что она лежит в Делфте в одной усыпальнице со своим супругом. Но едва ли она играла какую-то важную роль в личной жизни Вильгельма. Между ними определенно возникло взаимное уважение, а общность вкусов и интересов давала ощущение спокойного удовлетворения. Причину женитьбы, произошедшей так скоро после смерти горячо любимой Шарлотты, достаточно легко себе представить, но трудно установить документально. Семья, в которой было много совсем маленьких детей – тем более девочек, – представляла большую проблему для вдовца. Возможно, возникли трения между Екатериной Шварцбург – женщиной с сильным характером – и нежной Мари. Как старшая дочь, Мари имела полное право вести хозяйство отца, но весьма вероятно, что Екатерина могла выдвинуть свои требования. Прямо перед смертью Шарлотты Вильгельм в очередной раз пытался снизить свои расходы, сведя их до уровня расходов частного лица. Очевидно, что присутствие в доме двух хозяек делало эту задачу трудновыполнимой. Разумная жена могла решить проблему. И наконец, в свои пятьдесят лет, несмотря на морщины на лице, Вильгельм был еще молодым человеком даже по современным стандартам, а по стандартам шестнадцатого века – очень молодым. Поскольку его не привлекала перспектива долгой жизни в одиночестве, вполне резонно было как можно скорее взять себе новую жену и создать для младших детей полную семью, пока они не ощутили ее утрату.
Во всех личных аспектах брак оказался успешным. Луиза – прямая, добросовестная, толковая и любящая женщина – быстро взяла хозяйство в твердые и даже несколько суровые руки, а пять маленьких девочек – «мой маленький народец», как она их называла, – сразу же завоевали ее сердце. Однако политически это была ошибка. Вильгельм встретил свою невесту во Флашинге и сопроводил ее в Антверпен, где 12 апреля 1583 года они очень тихо поженились в замковой часовне. Толпа, не видевшая разницы между развращенным Анжу и добродетельной мадам де Телиньи, разразилась враждебными криками. Гугеноты или католики, Валуа или Колиньи – все они были французами.
Ни радостные приветствия, ни демонстрация доброй воли не скрашивали первые месяцы их брака. Все старания Вильгельма снова завоевать доверие народа разбивались о его упорное оправдание альянса с Анжу. Банды горожан угрожающе толпились возле замка, так что его женщинам приходилось сидеть дома, как пленницам, и даже сам Вильгельм не всегда решался выйти на улицу. Наконец однажды, когда он после полудня был в городской ратуше, убеждая членов городского совета Антверпена обеспечить поставки продовольствия для армии, снаружи собралась такая большая и агрессивная толпа, что ему пришлось провести ночь в ратуше, и в замок он вернулся только утром в сопровождении стражи.
Тем временем Анжу, отосланный от греха в Дюнкерк, изнывал там от скуки до июля, а потом сел на корабль, идущий во Францию, шутливо пригрозив офицеру, которого оставил вместо себя, что если он сдастся, то «его шея узнает вес его зада». Смущенный этой угрозой офицер просто сдал Дюнкерк 16 июля 1583 года. Теперь у Пармы появился выход к морю, и он был готов отрезать Антверпен.
Ситуация выглядела пугающе, тем более что сам Вильгельм уже утратил контроль над Югом. Падение Дюнкерка пошатнуло тот жалкий остаток уважения к Анжу, который ему удалось воссоздать. А с ним было исчерпано и доверие к нему самому. Он видел только один путь преодолеть катастрофу: если Сент-Альдегонд, известный своим неприятием герцога, вернется в Антверпен и возьмет его оборону на себя. В таком случае Вильгельм со своим семейством мог удалиться на Север, чтобы снова консолидировать там свои силы и быть готовым вернуться на Юг, когда доверие к нему будет хоть немного восстановлено.
Сент-Альдегонда не потребовалось просить дважды. Как бы мало он ни одобрял политику Вильгельма, сведение счетов было не в его характере. Он приехал, как только смог. Тем временем Вильгельм, за всеми передвижениями которого с недоверием следила толпа, тайком подготовился к отъезду, и 22 июля под покровом темноты он вместе с женой и детьми отбыл в Миддельбург. Когда об этом стало известно, разъяренные люди ворвались в замок и не успокаивались до тех пор,
