сейчас и получилось в колонии. Вместо коллектива, спаянного взаимным уважением, какой-то целью — волею начальников превратилось в стадо, которому чужды интересы коллектива. Лишь бы шёл срок! А он, конечно же, идёт и будет идти при всех условиях!
Так с чего же начать? День уже прошёл. Лермо не вызывал, не вызывал и Серёдкин.
Медведев говорит, что так же было и с ним. Нарядчик объявил о его назначении, а Лермо и Серёдкин вспомнили о нём тогда, когда он сделал деревянный заводной автомобиль — детскую игрушку, которая нашла большой спрос в торговой сети города и республики. В этот момент он узнал Лермо и как человека неглупого и даже поддающегося некоторой обработке.
На другой день созвал дежурных слесарей, рабочих слесарного цеха, кузнецов и молотобойцев. Представился им, если так можно выразиться.
— Ясам — слесарь, помощник паровозного машиниста по воле, инженер-механик, работал на чалы i и ком цеха и заместителем главного инженера отдела капитального строительства на московском заводе, а в лагерях — помощником механика обогатительной фабрики, механиком рудоуправления, начальником ремонтного завода. Люблю работать сам, уважаю тех, кто работает, ненавижу лодырей. Но «стучать» не буду. Кто не хочет работать — пусть не работает, но и не путается под ногами, не мешает другим.
Вряд ли такая самореклама произвела нужное мне сейчас впечатление, но всё же игравшие в «буру» бросили карты и подошли к печке. Скорее всего, их заинтересовал не я и не моя «речуга», а подоспевшая в ведре картошка. Но не в этом суть. ПОДОШЁЛ К НИМ НЕ Я, А ОНИ. Вот это уже что-то да значит.
Явно намеренно и, как бы не замечая меня, один из них — Яшка Звон — толкнул меня плечом и занял место, на котором ещё секунду назад стоял я. Бесцеремонность и наглость Яшки «подзавела» меня.
— Ты что, сильно блатной? А чего же ты спрятал рога? («Рогатиками» в лагерях «блатные» называли «фраеров», то есть людей, чуждых блатному миру. К ним относились в равной степени как вся «политика» — осуждённые по 58-й статье, так и лица, попавшие в лагерь по различным «бытовым» статьям впервые, лица, совершившие то или иное преступление, не связанное с систематическим воровством, грабежом, убийством, аферой — то есть рецидивисты.)
На какое-то мгновение моя фраза произвела на Яшку освежающее впечатление. Моё счастье, что я наткнулся на не настоящего «законника». В этом случае реакция была бы мгновенной и начатый мной разговор был бы не законченным, пришлось бы всем участникам «толковища» нести меня в санчасть.
Яшка на мгновение растерялся. Не сознавая, а как бы всей кожей я это почувствовал, а потому следующий его шаг был для меня не столь уж неожиданным. Он вытянул руку, приблизил растопыренные указательный и средний пальцы к моим глазам. Дело принимало явно трагическую форму. Стоит отдёрнуть голову — значит, признать себя побеждённым и его полное преимущество; не отдёрнуть голову — он может ткнуть в глаза и отдёрнешь от боли.
Все столпились вокруг плотным кольцом и молча, как будто совсем безучастно, а на самом деле с жадностью, ожидали конца «поединка». На чьей они были стороне — сказать очень трудно. Апеллировать не к кому, ждать помощи, по меньшей мере, бесполезно. Нужно выкручиваться самому.
— А ну-ка, сука, убери руку!
Взмахом руки отбил его руку в сторону и, не дав ему опомниться, спокойно продолжал:
— А я тебе привёз от кореша привет. Колька просил сказать всем, что «кидаться» (играть в карты) тебе «заказано», а ты, как видно, об этом забыл.
В том, что ему «заказано» «кидаться», я не был уверен, но в памяти остался разговор между «законниками» Гусиного озера, которые называли имя Яшки-цыгана. Был ли «мой» Яшка именно тем, о котором я слышал — не знаю, но лицом он сильно-таки смахивал на цыгана.
— Где ты видел его? — как ни в чём не бывало спросил Яшка.
— На Гусином, — не без торжества, но и не подчёркивая только что происшедшего, ответил я.
— Лады, давай пять! — протягивая вялую руку, сказал Яшка.
Руку я ему пожал — никуда не денешься.
Все, как мне показалось, остались довольны. Очевидно, Яшка здесь явно пересаливал даже в самом узком кругу, и разоблачение его облегчало положение остальных, претендующих на место вожака, и в какой-то степени подымало их шансы.
Получилось неплохо, даже сверх ожидания. Оказалось, что быть в курсе «внутренних» дел жулья весьма полезно. Это помогло нам в Иркутске, это помогло мне здесь.
— Садись, товарищ начальник, будем картошку жрать!
— Картошку, так картошку, — ответил я.
Ведро картошки исчезло в течение нескольких минут. Ели все, следя, чтобы досталось поровну.
— Ну, чем занимаемся, кроме картошки?
— Да так, чем придётся. Разгружаем из «пульманов» лес, нарезаем болты, гайки, делаем зажигалки, портсигары. Как-то вот недели две делали оградку на могилу какого-то опера, всем бы им подохнуть, падлам, точим пилы для пилорамы, делаем гвозди для столярки, да и картошку не забываем.
— С завтрашнего дня будете получать задание на каждого. Вот Хрунков будет вашим мастером; что скажет делать — значит, — сказал я. — Кто не хочет или не может здесь работать — скажите; сейчас, не отходя от кассы. Помогу перейти в другое место и без обиды.
— А мы и не отказываемся, только без б…а. Кончу, что сказал сделать — и не трожь меня больше, — сказал Яшка. Его поддержали довольно дружно и остальные.
— А сегодня, товарищ Хрунков, хорошенько убрать мастерскую, все верстаки, протереть станки, всё лишнее выбросить. Подыщи постоянного уборщика — может быть, кто-нибудь сам захочет. Не найдётся желающего — составь список дежурных по два человека на каждый день. Договорились?! А сейчас двое — ты, Яков и ещё кто-нибудь один, сам выбери кого, — айда в столярный цех, дело есть. Товарищ Хрунков, через два часа, после уборки, приходи со всеми, кроме кузнецов, к нам.
В столярке сняли с фундаментных болтов четырёхсторонний рейсмус, который, по словам Томсона, стоит уже полмесяца.
— Не работает, барахлит.
Причин более ясных и вразумительных добиться я от него не смог.
— Барахлит, не тянет мотор, плохо строгает, ведёт доску в сторону.
Не обошлось без стычки с Яшкой. В руках у него гаечный ключ с разработанным зёвом, провёртывается. Он его отбрасывает в сторону, хватает зубило и молоток. Зубилом отвёртывать не даю. Посылаю в кузницу — подогнать ключ по гайке. Зарабатываю в ответ на это:
— Во, гад, фашистская морда, права качает!
Но идёт. И к моему удивлению, быстро возвращается с новым ключом.
Ломиками сорвали рейсмус с болтов,