практика показывает, что это невозможно. Вот такая вот участь. Но парень он был неплохой, и многие с ним общались, избегая только полоскания.
Козлы-беглецы через несколько месяцев всплыли в шестом отряде, возвратившись из СИЗО с новым сроком. Вернулись уже опущенными. Неудивительно. Даже по понятиям, в чёрной тюрьме или лагере, побег совершать нельзя, не взяв предварительно одобрения у положенца. Так как побег может сильно повредить положению на зоне. После бунта или побега зоны быстро перекрашивались из черного в красное. А красных лагерей по России-матушке становилось всё больше. А тут яркий пример, как побег даже с красный зоны может повредить местной жизни. На СИЗО-1 иная участь их и не ждала, кроме как стать опущенными.
Ноно Серж Эрман
Однажды пошёл по зоне слух — в лагерь приехал настоящий негр! Да не абы какой, а иностранец. Москвичи-то, которых было немного в колонии, негров видели в лучшем случае всего пару раз в жизни[299], что уж тогда говорить о местных и арестантах с других регионов.
Председатель СД колонии Роман сразу загорелся идеей перетянуть его в клуб.
— Можно же на концерты его выпускать, пусть рэп читает! — говорил он.
Когда негр поднялся с малого карантина в шестой отряд, Роман взял его на выявление в клуб.
Негра звали Ноно Серж Эрман. Роста он был невысокого, и было ему почти сорок лет, хотя выглядел он максимум на двадцать пять. Родом Серж был из Камеруна и имел соответствующее гражданство. Жить безвылазно в бывшей европейской колонии ему надоело, и он решил отправиться путешествовать по миру туристом, благо, возможности для этого бывшие колонизаторы ему предоставили. Серж сначала поехал во Францию — французский был его вторым родным языком. Затем проехал через всю Европу и добрался до России. В России он пробыл две недели и уже собирался улететь обратно на Родину в Африку, но загремел за решётку. Ему вменялось мошенничество. Причём и подельник, и потерпевший были неграми. Два негра обманули негра! Подробностей уж не знаю, но загремел Ноно на тюрьму в Сочи, откуда, после суда, был этапирован в Энгельс. Срок у него был два года, а на Родине его ждали жена и дочь, тоже камерунцы.
Русского языка Ноно не знал вообще, при этом свободно владев французским, английским и родным — камерунским. В Сочи он почти не изъяснялся, так как носителей иностранных языков, помимо армянского, там почти не было, поэтому Серж сидел и, в основном, слушал. В Энгельс он приехал, не произнеся ни одного слова по-русски. Первые слова на русском языке он произнёс только в клубе.
Выведя Ноно на выявление, Роман провёл его на сцену. Все работники клуба, включая меня, из любопытства скопились в зале, где царил полумрак, чтобы посмотреть на диковинку. На Серже была одета тёмная казённая роба, занавес на сцене тоже был тёмный, а сам камерунец был чёрнющий, как уголь. Выйдя на сцену, он попросту слился с царившим вокруг полумраком, лишь одни глаза блестели, да зубы. Выглядело это так комично, что многие из нас начали посмеиваться. Серж понял, что смеются над ним, и, окинув себя и фон сзади взглядом, осознал причину. После чего промолвил свои первые слова на русском языке, улыбаясь белоснежными зубами.
— Е*ать мой х*й! — сказал он, с характерным африканским акцентом, не переставая улыбаться.
Мы покатились в ещё больший хохот.
Вскоре Роман перетянул Сержа к нам в четвёртый отряд, и начал плотно заниматься его творческой самодеятельностью. В основном Ноно разучивал песни всяких зарубежных негритянских рэп-исполнителей, типа фифти-цента[300], и выступал с данным репертуаром на концертах клуба. «Читал» он так себе, но саратовской публике и этого достаточно, и зеки и администрация были в восторге. Активисты Ноно тоже не трогали, даже на карантине, так как он был иностранцем и мог разразиться международный скандал. В четвёртом отряде Ноно быстро сдружился с Романом, начал с ним семейничать, да и другие относились к нему как к редкой зверюшке, и с ним здоровались даже самые отъявленные негодяи. В том числе и Шалай при встрече улыбался Сержу и жал ему руку.
— Шалай, мой друг! — радостно говорил Ноно.
Когда Ноно перевели в отряд, завхоз решил его разыграть и подселил ко мне в проходняк, на соседнюю шконку. В тот же день, я, вернувшись с работы и умывшись на ночь в умывальнике, отправился по пояс голый к своей шконке, где Ноно как раз раскладывал вещи в нашу тумбочку. Серж увидев наколки у меня на груди, отшатнулся.
— Ааа, скинхэд! — со смешным акцентом и выпученными глазами воскликнул он.
Стоящие вокруг зеки заугарали. Но с Ноно у меня конфликтов не было. Он был иностранцем, в России был туристом, нашим соотечественникам ничего плохого не делал. По Родине очень скучал и ждал освобождения, чтобы вернуться в Африку. За что мне было питать к нему какую-то неприязнь? Напротив, я иногда подтягивал своё знание английского языка, общаясь с ним в клубе по-английски. Русский он знал очень плохо, понимал в основном русский матерный и феню.
От многочисленного внимания и всевозможных поблажек, Серж расслабился. Он мог дерзануть отрядным активистам, в столовую шёл в конце строя, часто даже не в ногу, иногда носил робу нараспашку, руки засунув в карманы, а феску поворачивал вбок, видимо, ощущая себя крутым афроамериканским гангстером. Стали у него случаться конфликты и с другими клубниками: до перевода Тайваня на КДС Ноно умудрился закуситься даже с ним.
Как-то в клубе Серж заметил, что Тайвань убрал в карман конфету. Камерунец решил пошутить и подкравшись сзади, вытащил её из кармана, быстро размотал фантик и съел. Тайвань просто офигел от такой наглости и начал объяснять Сержу, что так не делают, так поступают только крысы, а крыса хуже педераста. На саму конфету ему было плевать, но от поступка африканца он был шокирован. А Серж всё подшучивал, не понимая всю серьёзность разговора, и даже согласился в том, что он и крыса, и педераст. Но потом до него дошло, что Тайвань не шутит, и Серж посерьёзнел. А вечером, в отряде, Серж подкараулил Тайваня у туалета и напал сзади. Но быстро подоспели другие арестанты и разняли их.
Да и в общем, многие стали замечать, что Серж попросту говоря ох*ел. Принял доброту за слабость, как говорится.
А в то время, как я уже говорил, из-за попытки побега, к нам часто приезжали проверки. И ожидалась одна из таких крупных московских проверок, о
