Внезапно туманы разошлись и свет резанул по глазам, внизу распростёрлась равнина Ирийад. Зрение вновь стало мутнеть, но Майрон держался в сознании, когда его уложили на землю. Он мог поклясться, что увидел, как в сторону отошёл огромный феникс, величественная птица, чьи перья истекали медово-жёлтым и оранжевым огнём. Потом обзор заслонило испуганное лицо, черты были резковаты, но, всё равно красивы.
Грандье Сезир сбросила крылья и хвост, изменила очертания тела и восстановила одежду, оружие. От прежнего великолепия не осталось никаких следов, даже земля вокруг сапог не обгорела. Её тут же разбил приступ надсадного кашля, бессмертная выплёвывала облачка тумана, харкала и ругалась на разных языках.
– Красивая, – протянул Майрон еле слышно.
– Он говорит! – радостно воскликнула Райла. – Сказал, что я красивая!
– Бредит, наверное, – предположила галантерейщица, подходя ближе.
Рив едва держался, дышал через силу, хрипел, в уголках губ пузырилась синяя жижа, глаза закатывались.
– Отойдите от него, – воскликнул Хранитель Истории, но было поздно.
Майрон со стоном выдохнул целое облако магического тумана и потерял сознание. Райла, вдохнувшая часть этого облака, упала рядом, её тело забилось в конвульсиях, а Грандье Сезир вновь стала сыпать проклятьями.
///
Некоторое время назад.
Город, в котором бились два гиганта, ходил ходуном. Несколько раз троица едва не попала под тяжёлые стопы или копыта; остатки улиц рушились перед ними и за их спинами, оглушительный рёв и треск молний раскалывали эфир, то было Пекло на земле. И всё же, они уцелели. Обратный путь через туман тоже оказался непрост, но в конце концов троица вырвалась на равнину Ирийад. Райла увидела, что Майрона нигде нет и хотела уже броситься обратно, Сезир не позволила, взяв эти хлопоты на себя.
Искать непутёвого бастарда со стариком на закорках она не могла, а без его защиты возвращаться в туман было слишком опасно. Тогда Хранитель Истории посоветовал обратить внимание на кольцо Райлы. Оно было создано Гедом Геднгейдом и защищало от множества опасностей хотя бы частично. Грандье отобрала артефакт у законной хозяйки, превратилась в феникса, изрядно напугав её, и встала на крыло. Как и большинство вещей, которые изрекал старец, на счёт кольца он оказался прав. То неплохо защищало от губительного воздействия, хотя и раскалялось всё время.
Наконец потерявшийся бастард был найден.
Сейчас.
Грандье не успела вернуть артефакт, прежде чем Райла отравилась.
– Что делать теперь? Грифель?!
Старик приблизился к людям, тяжело опёрся о посох и покачал головой.
– Я распространяю сейчас астральную пустоту, но не уверен, что это нивелирует эффект целиком. С женщиной, допустим, ничего не случится, глотнула немного, вряд ли сильно успела пострадать. А вот он наглотался изрядно. Кольцо защищало его, раскалилось даже, но, всё равно я не могу предполагать, какие будут последствия.
– Хах! – воскликнула Грандье. – Будет жалко, если твой избранник уйдёт за Кромку, прежде чем спасёт мир! Столько сил и всё впустую!
– Он не мой избранник. Его выбрал Синий, – устало пояснил Хранитель Истории, – и он не умрёт. Надеюсь…
– А с тобой-то что? – закричала галантерейщица небесам. – Спускайся!
Всё то время, что четверо пробыли внутри тумана, пятый, высший элементаль воздуха, провёл наверху. Он следил за окрестностями и даже предупредил о вражеском отряде. Но туча, парившая теперь в отдалении, была слишком мала. Обычно, когда высший элементаль воздуха принимал истинное обличье, он походил на бурю тысячелетия, затмевал солнце в радиусе дневного перехода, поражал и пугал.
Вскоре господин Гроз оказался внизу, дымка над воротником была разряженной, артефактное одеяние изобиловало складками, ему не хватало натяжения, наполнения.
– Из него вырвали большой заряд энергии, – вздохнул Хранитель Истории, – бедолага. Маги всё ещё сохранили немало могущественных заклинаний. Особенно из числа разрушительных. Посох Короля Туч, кажется.
– Как же мне всё это уже поперёк горла стоит, – сказала женщина-эльф, потирая глаза. – Она прекратила дёргаться? Скажи, что она прекратила. Кажется, будто собака во сне коз гоняет.
– Успокойся. – Жар-Куул положил книгу прямо на землю, присел на неё, устало повесил голову. – Мы с тобой знаем великую истину, Грандье, – рано или поздно всё проходит. Надо только обождать…
Глава 17
Ретроспектива.
Папская Область состояла из четырёх обширных держав, скованных единой верой и условно подчинённых общему центру в Эстрэ. Среди вассалов Святого Престола Соломея была самым надёжным и преданным. Слово князей рода Сфорана высоко ценилось повсюду, с ними вынуждены были считаться и короли, и клирики.
Подорожная грамота князя Амадео предоставляла троице большие возможности. Благодаря ей можно было пользоваться вестовой службой, объединявшей всю Папскую Область, а это значило: проезд через любые кордоны, приют на любой станции, лучшие свежие лошади, право на вооружённое сопровождение, приоритет при переправе через реки, освобождение от податей на въезде в любые поселения, бесплатный кров и стол в любом доме и трактире, посильная помощь от любого верующего человека.
Когда троица покидала Алиостр многие дворяне и монахи желали сопроводить мессию в Астергаце, но он отказался, даже быстрые конные егеря были отвергнуты. Свою безопасность Обадайя доверил, прежде всего, Господу-Кузнецу, а также, разумеется, двум верным людям.
Княжеские кони летели на юг и могли бы донести всадников до священного города очень быстро, однако, путь растягивался. Повсюду люди страдали, пожираемые болезнью и чудовищами. Дороги превратились в калейдоскоп кошмаров, усеянные телами беженцев и пилигримов, обломками повозок, неприметными могилами по сторонам. Денно и нощно трудились отряды чистильщиков, стаскивавшие тела в огромные кучи, дабы предать их огню; измученные тяжёлой службой егеря защищали эти отряды, ведь чудовища расплодились без меры. Воды многих ручьёв и рек, отравленные падалью, стали непригодны для питья, амбары стояли полупустыми, а зима ведь ещё даже не наступила. Дух отчаяния поднимался над землями княжества вместе с дымом печных труб, люди нуждались в помощи.
Обадайя заезжал в каждое не брошенное и не сгоревшее селение, в каждый городок, где царили карантинные порядки. Он нёс чистоту и надежду, раздавал людям свой внутренний свет и всё преображалось. Каждый такой раз Улва против воли испытывала страх. Для неё всё это выглядело жутко, дико, неправильно. Люди тянулись к нему как умирающие от жажды тянутся к воде, их лица озарялись радостью и «безумием верующих», как называл это Исварох. А Оби… он был одержим чужим духом и для дочери языческого севера такая судьба представлялась куда как худой.
После каждого дарения света юноша ослабевал. Пусть не так сильно, как в Алиостре, но слабость была явной, она отражалась на его лице, переходила в телесную худобу. Оби нуждался в отдыхе, однако, отказывался от него и требовал гнать коней дальше. Он раскачивался в седле и несколько раз едва не упал, плохо ел, тяжело просыпался, был квёл и медлителен, пока не приходило время сиять. Улва с Исварохом пристально следила за ним и, когда наступило время полного истощения, не растерялась.
