и грохот, запираемой двери, слились с последним аккордом призыва. Люди на миг остановились, а потом рухнули на плиты.
* * *
— Мать ее ети! — первое, что услышал Илья, придя в сознание. Сергей как всегда очухался первым. — Да сколько ж меня тут будут таскать!? Чуть что, сразу по башке и волокут. Илюха! Руслика толкни, он, что, заснул?
Но толкать Руслана было бесполезно. К тому же из темноты прилетел хлесткий удар, вскользь по плечу. Били не разбирая, лишь бы острастить.
— Эй, кто тут? — спросил Сергей, пока Илья поднимал ушибленную голову с пола.
— Молчать! Не разговаривать! Владыка придет, тогда наговоритесь. Наперегонки.
Они полежали в неудобных позах еще некоторое время.
Постепенно к Илье вернулось сумеречное зрение. Так, после короткого обморока, не сразу начинаешь ощущать запахи. Сначала — ничего, потом — предвестники, и только через некоторое время возвращается обоняние.
Вокруг них происходило тихое копошение, туда сюда неслышно перемещались темные фигуры. Готовится спектакль, долженствующий вогнать преступников в последний смертельный ужас? И так, вроде, настроение не самое лучшее. А с другой стороны — понятно и извинительно: надо же хозяевам как-то развлекаться. Праздник позади, а тут — дармовое представление.
Пространство осветилось мгновенно и ярко, до рези в глазах. Сразу потекли слезы. Илья кинулся их вытирать, за что тут же получил по затылку. На слезную пелену наложились разноцветные круги. Но даже когда они уплыли, он еще некоторое время ничего не видел. Зато услышал: им приказали подняться. Голос, хоть и не черепаший манок, но таков, что от него хочется, или как можно дальше убраться, или, наоборот, выполнить все, что прикажет.
Илья не смог самостоятельно подняться: извивался как червяк, собирая руками мелкую пыль. Со стороны трона послышались смешки. Илья старался, пока ни вздернула мощная лапа. Углов, как всегда, первый справился и, в непонятной своей заботе о ближнем, пришел на помощь.
Их обоих тут же ожгли кнутом. Перепоясали. Слезы опять потекли. Илья уже не пытался их вытирать. Стоял и смаргивал в надежде, что сами кончатся.
Из смазанного марева сначала вычленились ближнее: три охранника, которые не догнали в доме матроны. Все с плетками, какими впору, упряжку погонять. Лица довольные, довольные. Ближний примеривался, пустить свою плеть в дело, но косился в сторону трона. Оттуда команды пока не поступало, однако, рука уже отведена. Илья видел только эту руку, но команды бить, так и не последовало. Рука начала опускаться. Илья глянул вперед. Там клубились те же лица, что и на площади. К ним еще примкнул господин в отглаженных белых брючатах, рубашечка на пуговках. Лицо сытое, гладкое. Оливковая кожа, мясистый нос с толстыми крыльями. Г-н Алмазов смотрел серьезно и заинтересовано. Душевно, можно сказать, смотрел. Ни дать, ни взять — заседатель товарищеского суда. Сейчас из «парткома», что за спиной, придет отмашка, и пойдет судить.
Илья быстро покрутил головой. Сергей стоял — ноги раскорякой. Подошвы кроссовок вцепились в плиты пола. Попробуй его свернуть — камень раскрошит. Врос! Руслан лежал. Так и не пришел в себя. Может, оно и к лучшему, подумал Илья. Парню отсюда одна дорога — в котел. Пусть хоть не почувствует того ужаса, что уже накатывает на него самого. Каково оно, вариться живьем? Скоро узнаешь, пискнуло внутри, главный повар уже половник в руки взял.
И вот тут то Илью настигло новое потрясение, да такое, что чуть не брыкнулся рядом с Русликом.
На Главном Месте, на Троне, в белых одеждах в тиаре на жидких, пегих волосенках восседал…
* * *
С кем Илья тогда зашел в магазин? Со второй женой или с третьей? Забыл. Она сразу вникла в ближайший прилавок. Магазин был из дорогих, только что народившихся бутиков, позже оказавшихся пародией на роскошные храмы красивой жизни. Пестрота такая, что сразу понятно: вся «франция», которая пялится со стен, имеет китайское происхождение, и только самая дорогая — турецкое. Но жене сие объяснять было бесполезно — ухнула в оборки с рюшами. Кто-то фамильярно дернул Илью за рукав. Он недовольно оглянулся, и не сразу узнал дальнего родственника, троюродного, что ли, братца. Их матери были какими-то сестрами.
Суффикс «юрод» всегда вгонял Донковича в некоторое беспокойство, заставляя чувствовать себя, обязанным людям зачастую просто неприятным. С такими бы не встречаться вообще, обходить их третьей дорогой. Но — родственник! И будь добр, окажи воспитание. Мать на сетования Ильи по этому поводу пеняла: нельзя отворачиваться от близких. А какие они ему близкие? Тот же Колька. За всю жизнь они виделись считанные разы.
Тем более странно, что «юрод» по-свойски ухмылялся.
— Отовариваешься? Мой брат тоже в таких магазинах все покупает. У него, знаешь, какая зарплата?
Илья вежливо пожал плечами.
— Пять тысяч! (в то время — действительно не малые деньги) А у тебя?
Не хватало только обсуждать с «юродом» свои обстоятельства. Илья промолчал. На что Колька пустился в пространные рассуждения о заработках, которые на него буквально сыплются. Перед Донковичем стоял Крез в обтрепанных понизу брюках и заношенной болоньевой куртяшке. Пришлось спешно изображать помощь супруге, лишь бы это ничтожество отвязалось.
Среди детских воспоминаний затесалось очень неприятное, связанное с совместным пребыванием на даче. Колька, будучи двумя годами старше Ильи, взялся верховодить в компании ребятишек. Сначала он им рассказал, какой он крутой, потом напугал малышей до плача жуткой историей. Дальше он зачем-то полез в штаны. С ними еще была девочка. Ее Колька заставил снять трусы и начал щупать. Илья тогда его толкнул, и увел покрасневшую, озирающуюся девчушку. Матери он ничего не сказал и долго потом избывал чувство душевного, детского дискомфорта. Уже в нормальном мужском возрасте, изредка встречая Кольку, он всегда с гадливостью нормального мужика вспоминал тот случай.
А Николай Серафимович между тем вырос в чистого, без подмеса неудачника с кое-каким гуманитарным образованием и непомерными амбициями. Притязаний и претензий с годами у него становилось все больше и больше.
Лет пять, как он пропал? Нет, четыре. То есть, до моего проявления…
Оба!
Не смерти! Что бы мы там между собой не перетирали, каждый в душе либо был уверен, либо сомневался и сильно сомневался, что ДОМА не помер по настоящему, что просто исчез. А разгадочка — вот она — братец скольки-то-там-юродный!
Илья невольно шатнулся в сторону трона; получил острастку кнутом, но, считай, не заметил. Только не отмахнулся — чего, мол, пристали. К нему придвинулись двое и зажали — не вздохнуть.
Сидящий на троне родственник, его тоже узнал, подался вперед,
