В гостинице Чарльз заботился, чтобы Грейс как можно большеспала, и уже наутро ей стало лучше. Она позавтракала в постели, потом уселась вкресло. Ей даже захотелось прогуляться, но на это явно не хватало сил. А Чарльзтем временем позвонил знакомому нью-йоркскому гинекологу, и тот был настольколюбезен, что согласился приехать в отель и осмотреть ее. Прописав ей лекарстваи какие-то витамины, он сказал, что ей теперь нужно запастись терпением. Когдаже мужчины вышли в холл, Чарльз поинтересовался мнением гинеколога о шрамах,которые произвели столь сильное впечатление на врача из Леннокс-Хилл. Но докторбыл на сей счет абсолютно спокоен: этим шрамам уже много лет, и до сих пор онией совершенно не мешали.
– Не об этом сейчас надо думать, Чарльз. Похоже, онапотеряла слишком много крови, она выглядит анемичной, и вообще…
– Знаю. Последнее время у нас были тяжелые времена…
– Да, я все знаю и все видел. Ни вы, ни тем более онане заслужили этого. Я очень сожалею…
Вечер они с Грейс провели, лежа на диване и наслаждаясьстарыми фильмами. Ужин им принесли в номер. А наутро он на руках отнес ее вниз,бережно усадил в лимузин, а в аэропорту заказал для нее кресло-каталку. Онсначала собирался отвезти ее в Вашингтон на машине, но передумал – это было быслишком долго и утомительно, и они полетели первым классом. В аэропортуВашингтона он снова усадил ее в кресло-каталку и сам повез к выходу. Но возлегазетного киоска Грейс отчаянно замахала руками, прося его остановиться. То,что они увидели, ошеломило обоих…
На обложке нового номера «Клубнички» красовалась надпись:«Жена сенатора тайно бежала в Нью-Йорк, чтобы сделать аборт». Грейс истерическиразрыдалась. Чарльз почти бежал, толкая перед собой коляску, через весьаэропорт, прямо к машине. Усаживаясь на сиденье, она все еще плакала, какребенок. Неужели они не дадут ей передышки? Неужели никогда не оставят в покое?Похоже было, что нет…
Уже сидя в машине,Чарльз обернулся к жене и с любовьюпосмотрел ей в глаза. Сердце Грейс затрепетало.
– Я люблю тебя. Ты не должна позволить им уничтожитьнас… и тебя… мы должны выстоять.
– Я знаю, – отвечала Грейс, обливаясь слезами.
На этот раз шестичасовой выпуск новостей не удостоилвнимания эту новость – слишком уж типичным был этот материал для «желтойпрессы». А вечером Грейс и Чарльз все объяснили детям. Им сказали, что Грейспоехала по делам в Нью-Йорк, но попала в аварию – ведь почти что так все насамом деле и было. Авария была, правда, еще в Вашингтоне… Но Грейс не хотела,чтобы дети знали о потерянном ребенке, и они заранее договорились с Чарльзом,что про выкидыш они ничего не скажут.
На следующий день Грейс все еще была очень слаба, но детибыли с ней необыкновенно ласковы – даже Эбби утром принесла ей завтрак впостель. Позже Грейс сама спустилась вниз попить чаю и случайно взглянула вокно. Прямо перед домом собралась толпа с транспарантами: «Убийца!»,«Погубительница младенцев!», «Долой аборты!»… Над головами толпы колыхалисьогромные плакаты с фотографиями мертвых зародышей, и у Грейс при виде всегоэтого случился жесточайший приступ астмы.
Она связалась с Чарльзом. Выслушав все, он пришел внеистовство и сказал, что немедленно звонит в полицию. Патрульная машинаприбыла через полчаса, но пикетчики лишь мирно перешли на противоположнуюсторону улицы. А тут еще прибыли телевизионщики – и начался настоящий цирк.Вскоре приехал и Чарльз, который уже в глубине души не верил, что для их семьивозможна нормальная жизнь. Он отказался отвечать на вопросы телерепортеров –сказал лишь, что его жена попала в автокатастрофу, что она очень слаба, идобавил, что был бы очень признателен, если бы все посторонние удалились. Вответ на это из толпы послышались хохот и улюлюканье…
Но к вечеру, когда дети вернулись из школы, на лужайке уженикого не было, кроме телевизионщиков, а смертельно бледная Грейс готовила обедна кухне.
Чарльз попытался было выгнать ее оттуда, но она слабозапротестовала:
– С меня довольно. Я не собираюсь вот так сдаться ипозволить им разрушить нашу жизнь. С этого дня у нас все будет нормально.
Она была очень решительно настроена, но видно было, что еетрясет. Чарльз помимо воли восхищался ею. Он пододвинул ей кресло и попросилпосидеть, пока он будет стряпать.
– А ты не могла бы отложить эту потрясающуюдемонстрацию силы и мужества хотя бы на недельку?
– Нет, не могла, – твердо отвечала Грейс. И кискреннему изумлению всей семьи, ужин прошел просто великолепно. Эбби, похоже,совершенно успокоилась и смотрела на мать с любовью и сочувствием. Что-то в нейизменилось. Возможно, она поняла, что в столь трудные времена все они простонеобходимы друг другу. А Эндрю заявил, что ему до ужаса хотелось залечь на полуспальни и начать палить в толпу из окошка. Все захохотали, даже Грейс. Правда,она тотчас же стала уговаривать мальчика выбросить это из головы.
– Ты хочешь, чтобы в газетах появились новыесенсационные статьи о «преступлениях клана Маккензи»? – с упреком спросилаона.
А после ужина Абигайль тихо спросила мать:
– Это ведь все неправда, ну, про аборт? А, мам? –Девочка была взволнованна.
– Конечно, дорогая. Это ложь.
– Я так и думала…
– Я ни за что в жизни не сделала бы аборта. Я оченьлюблю вашего папу и с радостью родила бы малыша…
– Но ведь ты еще родишь?..
– Может быть. Не знаю… Сама видишь, что сейчастворится. Бедному папе приходится несладко.
Да и тебе… – сочувственно вздохнула девочка. Столь ласкова сматерью она была впервые за долгое время. – Я тут поговорила с мамойНиколь, и она сказала, что искренне тебе сочувствует… что почти всегда прессалжет и старается погубить невинных… И тут я поняла, как же тебе было плохо! Ая… я лишь подливала масла в огонь. – В глазах девочки стояли слезы.
– Это не так… – Грейс склонилась и поцеловала дочь.
– Прости, мама…
Они долго стояли обнявшись, а потом медленно, держась заруки, стали подниматься наверх. Чарльз с улыбкой наблюдал за ними.
Жизнь снова вошла в привычное русло, если не считатьподметных писем с угрозами и проклятиями в адрес Грейс за тайный аборт. Но к концунедели «Клубничка» снова преподнесла сюрприз – на обложке красовалась новаяфотография из «коллекции» Маркуса. На шее у Грейс была все та же чернаябархотка, что составляло весь ее «костюм». Фото мало чем отличалось отпредыдущего – вот разве что поза была слегка изменена… Грейс это уже не моглошокировать – она лишь разозлилась. Разумеется, Маркус утверждал на страницахжурнала, что заручился в свое время ее официальным разрешением на публикацию иэтого снимка…
– Ну и чего мы в итоге дождемся? Станем собиратьвырезки в толстый альбом? – в гневе вопрошала Грейс.
