Оля возвращалась домой грустная. Сегодня вечеринка была так себе. Все последнее время вечеринки были так себе. Она устала от этих вымученных тусовок, на которые ходила, чтобы не оставаться одной. Сегодня вот какая-то убогая презентация кафе, тоскливая и бессмысленная до чертиков. Ели пиццу. Смотрели, как повар месит тесто. И ни одного нормального мужчины. А если и есть, то под охраной бдительной жены с боттоксными губами.
Надо как-то определяться. Надо что-то делать.
Сегодня она так и не вызвонила дипломатическую Алену. Единственная приятельница, не считая виртуальной Юльки, и та пропала! Какое наказание, какая пытка — набирать подругу и слышать в трубке: «Абонент временно не доступен!»
Тогда к Игорю.
Игорь еще не отошел от побоев, в последний раз, когда его наблюдала Оля, выглядел плохо. Ну и правильно! Он, свинья, не заслуживает визита Оли, но пусть! Пусть хоть Игорь. Хоть кто-нибудь! Только бы не оставаться одной!
— Игорь! — сказала она, заглядывая в недостроенную квартиру. — У тебя что, лампочки перегорели? Ты что, поменять не можешь? Ку-ку! А я к тебе! Игорюняя!
Включился ночник, и стало видно, что на красном диване лежит Игорь. Голый, в синяках. И не один. С ним рядом — светская львица, великолепная дипломатическая жена, подруга дней суровых Алена.
— Привет! — сказала Алена, закуривая. — Как дела?
Была немая сцена. Алена потянулась, скрипя красным диваном:
— Я как чеширский кот! Как только вижу диван, сразу падаю!
Игорь сел, встряхнул волосами, постарался не видеть Олю. Алена протянула ему сигареты. Взял. Так и сидели, курили. А Оля стояла, не курила.
— Ах, скоты! — сказала Оля.
— Но-но! — Алена предостерегающе подняла ноготь. — Попрошу выбирать выражения!
— Ах, животные!
— Ты слышал, Гарик? — Алена обернулась к Игорю. — Она назвала нас животными?
— В точку! — Игорь нервно посмеялся, но на Олю он так и не взглянул.
— Какие же вы… — Оля искала слова и не находила. Как отрезало. Только восклицательные знаки вспыхивают, прожигая роговицу. И что? Разбить у них тут что-нибудь? Да у них тут и так все разбито!
— Сволочи! Животные! Свиньи!
— Дверь закрой! Не в сарае! — Алена сделала голос низким, оскалила клычок. — Нечего орать! У тебя с ним давно закончилось, сама говорила!
— Да мало ли, что я говорила! Как ты могла? Как ты мог? — Оля все еще разорялась, но у нее совершенно не было сил. Совершенно. Все эти провинциальные страсти так ее утомили, так утомили…
Игорь тяжко вздохнул, встал, на несколько секунд ослепив картинкой своего живота. Потом натянул штаны и ушел докуривать на кухню. Там надел наушники и погрузился в мир гитары. Разбирайтесь сами, девочки.
— Ну и что? — Алена тоже не унималась. — И что ты теперь сделаешь? Будешь орать на меня? Полезешь драться? Позвонишь моему мужу? Так я хочу тебя предупредить: мой муж давно не реагирует на истеричек, в крайнем случае, он их имеет не за дорого. Так что можешь не напрягаться.
Оля стояла и смотрела широко открытыми глазами. На голую Алену, на ее неторопливо извивающиеся губы, на сигарету в ее спокойных пальцах, на спину Игоря в дверном проеме, на измятые тряпки на красном диване. Слайды были медленными, плохо озвученными. В какой-то момент Оля даже увидела, как пепел с Алениной сигареты медленно упал и прожег на обшивке дивана черную дырочку. У дырочки плавились края, и она быстро увеличилась до размеров среднего бриллианта.
— Уходи, Оля! Езжай в Москву! — резюмировала Алена. — Пока тебе двадцать семь не исполнилось…
Вадим продолжал следить за состоянием Лилии Степановны, был рядом, что-то ей подавал, а сам пытался найти в толпе Таню. Тани не было. Не было, и все. Это тревожило, это сбивало все настройки. Вадим решил сегодня как-то объясниться с Таней. Дальше нельзя жить в полутонах. И пусть там когда-то было… какая разница? Сегодня делается сегодня. Надо поговорить, и даже если она скажет, что нет, что не готова, или еще как-то негативно отреагирует… ну, это будет результат. Это будет информация. Только где Таня? Не пришла? Невозможно.
И вдруг она появилась. И не одна, а с компаньоном. Вот это был удар, конечно.
Одну секунду Вадим и Таня смотрели друг на друга, и там, во взглядах, были только вопросы. Ответов не дождались, отвернулись. А через минуту надо было кому-то передать салатик, кому-то пожать руку, с кем-то поцеловаться… Появилась занятость, а заодно и время обдумать.
Митя сначала пил с Ириной Павловной, потом с невестой, потом со всеми подряд, и вдруг оказался рядом с отцом невесты. Знаково. Митя протянул руку, взмахнул челкой:
— Митрий. Сосед молодых. Соратник.
— Очень приятно. Папа Насти.
Митя кивнул — сегодня вечером такого объяснения вполне достаточно.
— Я тоже папа, — на всякий случай сообщил он. — Вон мои джигиты! Собачку мучают… А вы кто по профессии?
— Художник.
— Давайте с вами, художник, выпьем!
Выпили. Папа невесты определенно был свой парень.
— А вот… каково это? Ну… Быть отцом невесты? А то помру, так и не испытав такой радости. У меня же эти… мальчик… и мальчик…
— Да я уже третью замуж выдаю! И всегда одно и тоже.
— Что же? — Митя подошел поближе. Хотелось услышать какую-то тайну.
— Не понимаю, как я могу выдавать замуж дочерей, если сам еще чувствую себя ребенком. Вы меня понимаете?
— Понимаю.
Митя — ну правда — все понимал. Разум его был светел, как никогда. Они стояли сейчас на улице, курили, трепались, умничали. Светила луна, журчали ручьи. Благодать же!
— А вот скажите, художник, отец невесты… Для чего мы вообще живем?
Отец Насти почесал бороду, улыбнулся луне:
— Ну, чтобы что-то переживать и испытывать, я считаю. Зачем-то же нам дали возможность переживать? Не бояться, а волноваться, возбуждаться, ожидать, страдать, ревновать, мучиться, торжествовать, любить? Человек только тогда человек, когда переживает. А иначе он — функция. Бионикл. Надо переживать! Очень надо!
— Надо! — согласился Митя, морщась от счастья. — Ой, как надо… А вот вы… Когда в последний раз переживали?
— О, это я всегда… Хотя… Последнее мощное потрясение было, когда позвонила моя дочь младшая, Настя, и спросила, можно ли ей спасти человека…
Митя замолчал, пытаясь представить себе такую ситуацию. Светло в голове. Светло и пронзительно.
— А вы? Что вы? Что вы ей ответили?
— Я разрешил.
Митя улыбнулся своему. Ох, интересно жить-то как!
Потом компаньон пригласил Таню на танец. Таня вежливо улыбалась, кивала, компаньон шептал ей что-то на ухо. Это было неприятно. Вадим старался не смотреть, но все равно смотрелось.
