– Ты только и делал, что винил и убегал. Тебе всегда было проще убежать, Роберт. Скажи, разве не это ты сделал, когда Вита умерла?
Глаза Роберта вспыхнули яростью. Он готов был накинуться на женщину и исколотить, как она раньше поднимала руку на него самого. Но тело его прилипло к стулу, будто восстало против его воли, потому что слова мачехи всколыхнули детские воспоминания о том, как он в слезах бежал из дома после того, как карета скорой помощи увезла мертвое тело его сестренки. Он был уничтожен, убит и выпотрошен тем, что подвел ее, не смог защитить от свирепости судьбы, потому что сам бросил Фиалку на произвол. Но в то же время он был эгоистично рад, что разорвал все связи с домом, и теперь свободен.
– Ты любил Виту, я знаю, что любил, и ты старался для нее. Но признай, ты почувствовал облегчение, когда ноша спала с плеч, когда тебе больше не нужно было возвращаться.
– Не говори так! – яростно процедил Роберт сквозь зубы.
– Господь свидетель моих грешных мыслей, я испытала облегчение, когда отец твой отошел в мир иной, потому что мы бы не справились! Я бы не справилась! Я бы не справилась с инвалидом, с маленьким ребенком и подростком-бунтарем! Господь послал мне испытание, и я не справилась. Я потеряла всех, и даже потеряла тебя, хотя ты был жив.
Агнет больше не могла сдерживать эмоции, и слезы залили лицо.
– Хочешь услышать, насколько мне больно? – продолжала Агнет.
Роберт не был уверен, что хотел.
– Мне больно настолько, что я трижды пыталась свести счеты с жизнью. Но еще больнее от того, что в самый последний момент я не решалась. Я не справилась даже с таким легким заданием!
Женщина встала из-за стола и прошагала к мойке. Она повернулась к Роберту спиной и утерла лицо кухонным полотенцем.
– Если вдруг тебе показалось, что я виню тебя в чем-то, будь уверен, это не так. Я никогда не обвиняла тебя Роберт. Ни в чем не обвиняла. Это все – только мои ошибки.
Агнет обернулась и, взяв в себя в руки, произнесла то, что хотела сказать пасынку в течение двадцати пяти лет:
– Прости меня, что я не справилась. Прости, что подвела тебя. Жизненные препятствия оказались сильнее, я проиграла.
Роберт опустил глаза. И хотя он получил то, что хотел, извинения мачехи не принесли покой в его душу. Все оказалось гораздо сложнее. Агнет указала на его собственные огрехи, которые он вдруг увидел так четко и бесспорно, что прощение теперь ему нужно просить у самого себя.
– Я рада, что ты добился всего, чего хотел. Я рада, что ты – единственный из всех нас выбрался из той жуткой жизни. И я горжусь тобой.
Другими словами, Агнет гордилась тем, что Роберту удалось убежать, ведь он так этого хотел.
Роберт вдруг наполнился жалостью к женщине, смело принявшей столь массивный груз вины на свои хрупкие плечи. Агнет больше не казалась Роберту жестокой женщиной с тяжелой рукой, после которой на теле оставались синяки. Бездонное чувство вины уничтожило не только ее жизнелюбие, но и съело матку, груди, а теперь уничтожало легкие. Вечные муки совести, подобно чуме, жадно пожирали тело бедной женщины.
Роберт вдруг увидел все так ясно и отчетливо, что захотелось выть. Засунуть бы это осознание ему в голову в те времена, когда жестокие удары судьбы колотили по их маленькой ослабленной семье, точно пушечными ядрами. Роберт убегал. И он до сих убегает от проблем и опасностей. Эрик называет это трусостью, Роберт – разумной осторожностью. И как понять, где проходит эта грань? Как понять, когда трусость переходит в разумную осторожность?
Совершенно точно, что тогда он поступил трусливо и даже подло, оставив женщину один на один тягаться с напастями, когда им всем следовало объединиться и отражать атаки вместе, стоя бок о бок, будучи уверенными в крепости плеча друг друга. Но почему же он бросил их? Потому что видел в Агнет лишь соперницу в битве за любовь отца? Видел в ней врага, стремящегося избавиться от Роберта, как от отброса? Роберт сам выдумал себе в голове образ Агнеты – обидчика, создал дьявола в воображении, пойдя на поводу ущемленного самолюбия. И в итоге Роберт сам загубил свою сестру.
И эта мысль словно провалилась из мозга до самой диафрагмы, Роберту стало тяжело дышать, и он запаниковал. Как же так? Он бросил малышку Фиалку. Он оставлял ее раз за разом, оправдывая свое отсутствие сомнительными заработками. Он пропадал неделями в то время, как его мачеха спала по три часа в день ради них троих. Как это вяжется с образом чудовища, что он создал в мозгу о ней? Как же ты был глуп, Роберт! Почему ты просто не остался?
Очередной панический криз напал на Роберта, когда ему открылись глаза на истинные причины его стремлений покинуть бизнес. Он пытается убежать не от наркоторговли, не от криминального бизнеса – это все отголоски его совести, которая ноет в той самой ране, что он пришел сюда очистить. Его грызет совесть за то, что он предпочел бизнес семье, за то, что он бросил Фиалку, ради грязных денег. Поэтому он испытывает отвращение ко всему, что делает. Поэтому он хочет избавиться от участия в продолжении того дела, что загубило его сестру.
Роберт заплакал, когда понял, что Агнет права. Когда умерла Фиалка, всего на долю секунды он ощутил облегчение. Оно позволило ему бежать дальше с таким ожесточенным рвением, что он бесстрашно решился составить Эрику компанию в отсидке – поступок, на который он больше не решится никогда.
Но Роберт бесстыже заревел, когда понял, что он испытал облегчение, когда умерла Лидия.
С глаз Роберта словно сошла пелена. Его тщетная попытка убежать от Эрика и компании в виде женитьбы была обречена на провал с самого начала. Все зашло слишком далеко, он укоренился в деле, они впятером стали новой семьей с крепкими связями и обязательствами такой же силы, что и кровные родственные узы. Роберт сам себя загнал в ловушку: он не мог убежать от новой семьи и в то же время ненавидел ее за смерть предыдущей семьи, за смерть Фиалки.
Роберт в ловушке. Ему никогда из нее не выбраться. И участь его не хуже участи мачехи. Ее съедают метастазы. Роберта съедает невозможность обрести покой. Они оба никогда не будут счастливы. Она – из-за невозможности искупить вину. Он – из-за замкнутой петли раскаяния.
Чем все закончится? Может, Роберт подобно мачехе, не выдержит масштабов внутреннего самобичевания и возьмет в руки лезвие, чтобы закончить свою проклятую жизнь? Может, о таком конце предупреждала Нина, говоря о том, что его ненависть ведет к его смерти?
Роберт вдруг стал таким пустым, словно сама жизнь не захотела больше пребывать в его теле и упорхнула. Роберт перестал видеть цель. Он перестал видеть значимость вещей. Он сидел на стуле, безвольно опустив руки, словно проиграл битву с судьбой, прямо как его мачеха.
– Хочешь узнать, что помогает мне держаться и жить дальше? – тихо спросила Агнет.
Роберт оторвал взгляд от чашки в цветочек и медленно перевел его на женщину. Как много у них общего теперь! Он настолько же разбит, уничтожен и мертв, как и она. Одинаково красные выплаканные глаза, отрешенность на лице и отсутствие желания жить объединили их, наконец, спустя много лет в одну семью. Агнет смотрела куда-то за спину Роберта.
