После Парижского совещания СМИД в Западном Берлине было отдано негласное распоряжение, чтобы западноберлинская пресса поумерила выпады против СССР и была более сдержанной в своих сообщениях ввиду того, что в этих сообщениях много вымысла, и это раздражает немцев и в Берлине, и в Восточной зоне. Лидер социал-демократов в Западном Берлине Нойман чуть не упал в обморок от такого сообщения. «Но, — заявил он, — я все равно не приму такого странного распоряжения и буду помещать статьи о вопиющей несправедливости в Восточной зоне».
Положение в Западном Берлине продолжает ухудшаться. Если в Западном Берлине производилось в месяц продукции на сумму около 300 млн марок, а рабочих было занято 355 тыс. человек, то в марте 1949 года продукции производилось всего лишь на 96 млн марок, а работающих рабочих сократилось до 144 тыс. человек. При уравнении индексов это составит 56 млн марок.
В декабре 1949 года число предприятий составляло 3729, а занятых рабочих — 135 600 человек. На 1 января 1950 года положение рабочих в Берлине выглядело в численном отношении следующим образом:
Жизнь шла своим чередом. Провокаторы провоцировали беспорядки в Берлине. Военные власти, несмотря на то, что в Париже было дано немало заверений добропорядочности, продолжали накалять в Берлине обстановку тревоги и неуверенности. Власти ГДР и демократического Берлина приступили к разработке и осуществлению широких планов строительных работ, к улучшению положения населения своей страны. В демократическом Берлине упорно приводили в соответствие социально-экономическую систему города с условиями, которые уже установились в республике.
В Берлине было аккредитовано советское посольство по главе с послом Пушкиным. Кроме того, была создана Советская контрольная комиссия для Германии. Она более всего нужна была и вытекала из условий четырехсторонней оккупации Германии. В Берлине было создано представительство этой комиссии, которую возглавил я, и продолжал эту работу до августа 1950 года.
А в августе, спустя ровно 10 лет, вернулся в Москву. Берлин был уже пройденной ступенью. На мое место прибыл генерал Деньгин. Я распрощался с товарищами, тихо закрыл за собой дверь бывшей Центральной комендатуры и вышел. Машину пока что не отобрали. Я сел рядом с Бибиком и поехал домой, хотя до дома было не более километра. Поехал просто машинально. Я в то время не думал об этом. Меня охватило какое-то сложное чувство и радости, и грусти одновременно. Семья была в Москве. Она выехала раньше, когда я уезжал в отпуск, в том же 1950 году. Я был один. Если отбросить все неприятности с отъездом, то все шло своим чередом. Я ушел в подготовку семейного скарба в дорогу.
Не помню, кто-то позвонил, чтобы я приехал на квартиру к Вильгельму Пику. Дело было сильно к вечеру. Как-то за всю прожитую жизнь привыкал к тому порядку мысли, что перед тем, как что-то сделать, — подумать. Я думал, зачем бы я понадобился старику? Решил, что президент захотел попрощаться. Это было дня за три до отъезда, где-то в начале августа. Но старик был не один. Я неожиданно попал в окружение сразу трех. Кроме Пика там были Отто Гроттеволь и Вальтер Ульбрихт, те самые два товарища, которые по моей несообразительности спали в одной кровати в 1945 году, осенью, в Галле.
Была задушевная беседа о делах республики, о делах Берлина, о моих дальнейших планах. Но сколько бы ни скрашивать беседу разного рода мыслями о новой социалистической Республике, и как бы я ни силился угадать, «что день грядущий мне готовит», беседа носила явно прощальный характер. Мы прожили, борясь и день, и ночь за новый путь Германии, ровно пять длинных лет, и каждый день был не похож на другой, каждая новая проблема, встававшая перед рабочим классом, была особенно острой, далеко не преходящей, каждый шаг на этом тернистом, но исключительно благородном пути нуждался в дружеском совете, в строжайшем согласовании чувств, мыслей, дел. Все это обрывалось, все уходило в историю. Немецкие друзья продолжали свой путь, я начинал новую полосу жизни, совершенно не зная, что она преподнесет мне, как мне поступить, за что взяться, да и можно ли взяться за что-нибудь. Живая природа полна неожиданностей, ничто не вечно под луной.
Беседа тянулась более двух часов. Я очень сожалею, что не было возможности оставить на память фотографию, а миг был необыкновенный и… последний. Жизнь всех моих немецких собеседников остановилась. Их уже нет в живых. Мгновение упущено.
Перед отъездом Фридрих Эберт сообщил мне, что я удостоен звания Почетного гражданина города Берлина, а чуть позже было получено специальное сообщение Президента Республики Вильгельма Пика о пожаловании мне этого высокого звания. Я был первым, кто удостаивался этой высокой награды.
С тех пор прошло почти тридцать лет, а память в юношеской чистоте хранит все, что было связано с этим незабываемым периодом моей жизни. Идут годы, и каждый из них подтверждает мою и нашу причастность к этому, поистине революционному, подвигу немецкого народа. Но история будет все больше нанизывать на свою нить годы, и каждый из них будет приближать тот час, когда немецкий народ в полную силу своего таланта объявит о том, что помехи, чинимые империалистами к объединению Германии, устранены, и народ выбрал повсеместно путь великого социально-политического обновления, стал подлинным творцом своей истории по примеру своих восточных братьев немцев Германской Демократической Республики.
В добрый путь тебе, старушка история, вечно мудрая, вечно молодая, вечно бескомпромиссная в решительной поступи великих социальных перемен!
Приложения
Берлин, 1 сентября 1982 г. Речь бургомистра района Фридрихсхайн тов. Манфрида Пагеля на церемонии присвоения имени КОТИКОВА Александра одной из площадей гор. Берлина
Дорогие жители р-на Фридрихсхайн, дорогие товарищи и друзья!
Мы сегодня собрались, чтобы почтить человека, имя которого теснейшим образом связано со строительством нового антифашистского и социалистического Берлина. Это Александр Котиков.
Пожилые люди среди нас могут лично его вспомнить, так как в трудные годы нашего строительства с 1946 по 1950 год он, будучи тогда генерал-майором и комендантом города, был популярным и всеми любимым человеком.
Генерал-майор Котиков приехал в Берлин в апреле 1946 года, спустя год после разгрома фашизма славной Советской армией, чтобы отдать все свои силы созданию нового демократического порядка.
В этой самоотверженной работе товарищ Котиков завоевал в полной мере доверие берлинцев и прежде всего трудящихся. С полным правом можно сказать, что генерал-майор Котиков внес свой вклад в создание фундамента германо-советской дружбы.
Генерал-майор Котиков принадлежал к тому поколению, весь жизненный путь которого с юношеских лет был определен решающим всемирно-историческим событием — Великой Октябрьской социалистической революцией и борьбой победоносной партии большевиков, партии Ленина.
