Девушка улыбнулась, и Холлис невольно улыбнулась в ответ. Она знала, что обязанности у той двоякие: не только вести фургон, но и уболтать полицию, если потом возникнут сложности из-за парковки.
Сейчас девушка распахнула задние двери. За ними была плотная, туго натянутая черная ткань, как будто из арсенала фокусника. Девушка залезла по алюминиевой лесенке в три крепкие ступени и расстегнула вертикальную молнию.
– Давайте чемодан.
Холлис подняла ей чемодан.
Девушка просунула его в щель и спустилась. Холлис поднялась по лесенке, пролезла в щель – пластмассовые зубья молнии проскребли по руке, – повернулась и опустила «собачку» молнии почти донизу. Водитель застегнула молнию до конца, и Холлис осталась в полной темноте.
Позади вжикнула другая молния, впустив яркий свет. Холлис обернулась и увидела Гаррета, а за ним Пепа в – у нее даже сомнений не возникло – безобразной футболке.
– Я не думала, что она буквально настолько безобразна, – сказала Холлис, проходя за вторую молнию.
Футболка на Пепе, надетая поверх велосипедок, и впрямь была самая большая и безобразная, какую Холлис случалось видеть: из какого-то дешевого жидкого хлопка цвета калоприемника – обобщенно-теоретического цвета европеоидной кожи. На высоте груди два асимметричных глаза тусклой черной краской, на уровне паха – угрюмый рот. Позже Холлис не могла вспомнить, почему это было настолько безобразно, кроме общего ощущения, что это за пределами панка, за пределами искусства и почему-то оскорбительно. Полосы шли от краев на бока и переходили на короткие свободные рукава. Пеп ухмыльнулся – а может, просто взглянул на нее, – надел через голову лямку темно-зеленой курьерской сумки и сунул в нее пакет, в котором Холлис узнала второй «подарочек» Гаррета.
– Не забудь потом снять сумку, – сказал Гаррет. Он сидел на черном офисном стуле, приклеенном к блестящему баклажановому полу. – Иначе программа не поймет.
Пеп ухмыльнулся – а может, просто улыбнулся в ответ – и прошел мимо Холлис в открытую молнию второй тканевой переборки. На спине футболки повторялся тот же безобразный рисунок. Пеп нагнулся, переставил ее чемодан внутрь и застегнул молнию. Холлис слышала, как расстегнулась и застегнулась другая молния, хлопнули дверцы.
Она повернулась к Гаррету, но тот прилаживал свой ноутбук на какое-то крепление, отходящее от каркаса из черных пластмассовых труб. Каркас, похожий на геометрическую модель прямоугольного параллелепипеда, охватывал почти всю внутреннюю часть фургона и, как стул, был приклеен к стенам неотражающей черной лентой для кинодекораций. На трубах были закреплены два плазменных экрана, один над другим, провода, розетки и несколько очень стильных светодиодных ламп.
– Куда мы едем? – спросила Хайди непривычно тихим голосом. Она сидела на полу, спиной к другому черному полотнищу в передней части фургона.
– Скоро узнаем, – ответил Гаррет. Он уже установил ноутбук и теперь сидел как бы за невидимым компьютерным столом.
– Куда рванул Аджай?
– Туда же, куда едем мы, – сказал Гаррет. – Но с Чарли.
Все внутри пахло герметиком и новой электроникой.
Снаружи захлопнулась дверца водительской кабины.
– Садись рядом с Хайди, – распорядился Гаррет. – Там поролон.
Холлис села.
– Ошизеть, – сказала Хайди. – Клаустрофобия.
– Что клаустрофобия?
– У меня.
Водитель завела мотор, и фургон поехал прочь от «Кабинета».
«Идет», – безмолвно сказала Холлис хорьку. До этой секунды она не знала, что заключила с ним сделку.
– Ты никогда не говорила, что у тебя клаустрофобия.
– Фудзивара сказал, это из-за муйла. Я ведь потому к нему и пришла. Думала, мне просто хочется избить кого-нибудь в котлету, представляешь?
– А на самом деле не хотелось?
– Когда он научил меня клеить модельки, я успокоилась, и тогда он объяснил, что я просто не хочу ощущать себя взаперти.
– Ты доклеила Бюстохода? – Холлис подумала, что Хайди за разговором будет легче перенести замкнутое пространство.
– Деталек маловато, – скорбно ответила та.
– ОВП[57] есть? – спросил кого-то Гаррет. Его наушники были воткнуты в черную коробочку, подключенную к осьминожьей галактике телефонов, и он говорил с несколькими людьми на лаконичном языке полушифра.
– А у нас? – спросила Хайди.
– Тише. Не отвлекай его.
– Ты понимаешь, что он делает?
– Нет. Но что-то сложное.
– Сестра Аджая сделала из него белого клоуна. Выемку в носу исправила актерской замазкой. Высветлила волосы в цвет поноса и таких же налепила по бокам.
– Гаррет хочет, чтобы Аджая приняли за Милгрима.
– Это я поняла. Зачем?
– Похитили звездного программиста, который что-то делал для Бигенда. В обмен требуют Милгрима.
– На кой он им?
– Вообще-то, – сказала Холлис, – это из-за того, что ты запустила дротиком в их человека, после того как Милгрим уже устроил ему какую-то пакость.
Минуту Хайди сидела, сцепив на коленях белые пальцы с обломанными черными ногтями и очень серьезно глядя на Холлис.
– Прикалываешься?
– Нет.
– Они что, мудильеры?
Холлис, придумывая ответ, увидела, что Хайди с трудом сдерживает смех, и тихонько ткнула ее кулаком в бок.
– Ура, – объявил Гаррет, приглушая все телефоны. – Скрабс[58]. Модель работает. Оптимальное место. Если ветра не будет.
– Какая модель? – спросила Холлис.
– В Университете Колорадо нам составили модель. Скрабс – идеален. Извини меня.
Он убрал руку с коммутатора и принялся что-то печатать. Фургон замедлился, посигналил, перестроился в другой ряд, немного постоял, снова поехал.
– Что происходит? – спросила Хайди.
– Думаю, условились о месте обмена, – ответила Холлис. – И я так поняла, нам оно нравится.
– И они получат уродскую версию болливудского хахаля, – пожала плечами Хайди.
– Ты же вроде старалась не вляпаться?
– Старалась.
– Тебе лучше?
– Ага. – Хайди запустила руку под куртку и потерла ребра, – но если я не вылезу нахер из этой душегубки, накатит снова.
