Его голос соблазнял, как черная магия. Его руки ласкали каждый дюйм ее бархатистой кожи. Он помнил каждый изгиб, каждую впадинку ее тела. Его тело пылало от желания, а голод все увеличивался. Очень нежно, чтобы не спугнуть, Михаил накрыл ее своим телом. Под его руками она была такой миниатюрной, такой хрупкой.
— Как получилось, что ты стал моей жизнью, Михаил? Я всегда была одна, уверенная в своей силе. Такое чувство, что ты захватил мою жизнь.
Он взял ее лицо в ладони.
— Рейвен, ты моя жизнь. Признаю, я лишил тебя всего, что ты знала, но тебе не предназначено прожить всю жизнь в одиночестве. Я знаю, что это такое, знаю, каким одиноким может быть существование. Они бы использовали тебя и погубили. Разве ты не чувствуешь, что ты — моя вторая половинка, а я — твоя?
Его губы коснулись ее глаз, скул, уголков рта.
— Поцелуй меня, Рейвен. Вспомни меня.
Длинные ресницы вспорхнули, и она всмотрелась в его голодные черные глаза своими синими, которые постепенно становились темно-фиолетовыми. По глазам она видела, как он ее желает.
— Если я начну целовать тебя, Михаил, то не смогу остановиться.
Его рот нашел ее горло, ложбинку между грудями, на мгновение задержался в районе сердца, покусывая чувствительную кожу, прежде чем вернуться к ее губам.
— Я — карпатец, мое существование проходит в мире тьмы. Это правда, что я почти ничего не чувствую, что моя сущность получает удовольствие от охоты, от убийства. Побороть нашу дикую натуру мы можем, лишь отыскав свою единственную пару, вторую половинку, свет в нашей тьме. Рейвен, ты — мой свет, моя жизнь. Но это не снимает с меня обязательств перед моими людьми. Я должен охотиться на тех, кто угрожает смертным, тех, кто угрожает нашим людям. В такие моменты я не имею права испытывать чувства, или моей судьбой станет безумие. Поцелуй меня, слейся со мной сознанием. Люби меня такого, какой я есть.
Тело Рейвен плавилось от желания. Голод. Его сердце билось сильно, кожа была горячей, а мускулы — такими твердыми. От каждого прикосновения его губ она вздрагивала, словно получала разряд электрического тока.
— Я не могу тебе лгать, — прошептал он. — Ты знаешь мои мысли, знаешь монстра, притаившегося внутри меня. Я постараюсь быть нежным с тобой, прислушиваться к тебе. Ты приручаешь меня каждый раз, когда чудовище вырывается на свободу. Рейвен, пожалуйста, я нуждаюсь в тебе. А ты во мне. Твое тело ослабело — я чувствую твой голод. Твое сознание разбито на части — позволь мне исцелить тебя. Твое тело взывает к моему, как мое к твоему. Поцелуй меня, Рейвен. Не предавай нас.
Ее синие глаза, все еще всматриваясь в его лицо, замерли на его губах. Тихий вздох вырвался у нее. Его губы приблизились к ее губам в ожидании ответа.
И в глазах отразился первый миг узнавания. На нее нахлынула нежность, и она обхватила его голову.
— Я боюсь, что выдумала тебя, Михаил. Ты — как некая часть меня, настолько совершенная, что это не может быть правдой. Я не хочу, чтобы ты оказался сном, а кошмар — реальностью.
Она приблизила к себе его лицо и поцеловала. У обоих зашумело в ушах. Раскаленный жар охватил их тела, поглощая его, поглощая ее. Его сознание прикоснулось к ее сознанию, осторожно и робко. Не обнаружив сопротивления, он соединил их так, что его всепоглощающее желание стало ее желанием, его дикая необузданная страсть питала ее. Так, чтобы она поняла, что он — настоящий и никогда не оставит ее одну, не сможет оставить.
Он питался ее сладостью, исследуя каждый дюйм ее рта, разжигая огонь, который наконец вспыхнул и заревел. Он обхватил ее узкие бедра и переложил ее под собой так, чтобы коленом раздвинуть ее колени, чтобы ее рот, горячий и требовательный, скользил по твердым мускулам его груди. Языком он прошелся по ее пульсу, отчего его тело запульсировало.
Одной рукой Михаил взялся за ее толстую косу на затылке, прижимая к себе, а другой стал исследовать ее шелковистый треугольник. Она была горячей и влажной от желания. Он тихо пробормотал ее имя, упираясь в ее тепло. Язык Рейвен замирал в долгой томительной ласке. От ее легких покусываний сердце Михаила выпрыгивало из груди. Острая сладкая боль пронзила его, когда она нашла его пульс, и дикое удовольствие охватило его, когда он вошел в ее тугие бархатные ножны. Михаил едва не закричал от охватившего его экстаза, прижимая к себе ее голову и все глубже и глубже погружаясь в нее, а его могущественная кровь питала ее.
Михаил с трудом контролировал себя, обеими руками приподнимая ее бедра, чтобы трение становилось все жарче, приближая ее к самому краю. Ее внутренние мышцы сжались вокруг него, когда он нежно отстранил ее рот и погрузил зубы в мягкую возвышенность ее груди. Она задохнулась и крепко прижала к себе его голову, в то время как он жадно питался, а его тело, твердое и требовательное, овладевало ею. Остатки его страха потерять ее из-за жестокости этой ночи пролились в ее тело. Жар нарастал, и страсть охватила их, пока тела не стали мокрыми от пота, пока Рейвен не вцепилась в него, а ее тело не превратилось в гибкий шелк, раскаленный добела, пока они не стали единым целым — телом, душой, сердцем и кровью. Его хриплый крик смешался с ее приглушенным горловым стоном, когда он вознес их в небеса.
— Я не могу потерять тебя, малышка. Ты — моя лучшая половина. Я люблю тебя так, что не могу выразить словами.
Михаил потерся о ее щеку и поцеловал влажные волосы.
В ответ она слизнула капельки пота, выступившие на его теле, и устало улыбнулась.
— Мне кажется, я всегда узнаю тебя, Михаил, и не имеет значения, насколько целостно мое сознание.
Он перекатился, чтобы не давить на нее всем телом.
— Так и должно быть, Рейвен. За последние несколько дней тебе здорово досталось, и это навсегда останется в моем сознании. Завтра ночью нам придется покинуть эти места. И хотя вампир мертв, но он оставил след, который может привести к гибели всех наших людей. Мы вынуждены уйти в отдаленные районы, где наш народ, может быть, сможет пережить преследования.
Он поднял ее руку, чтобы осмотреть длинные глубокие шрамы, оставленные Андре.
— Ты в этом так уверен?
Легкая горькая улыбка коснулась его рта, когда он взмахом руки затушил свечи.
— За свою жизнь я научился замечать признаки. Они придут, ассасины, и опасность угрожает и людям и карпатцам. Мы уйдем на четверть века, а возможно, на полстолетия, чтобы собраться с силами.
Он лизнул ужасные отметины, и прикосновение его языка исцеляло и успокаивало.
Она закрыла глаза. В комнате витал их смешанный запах, успокаивающий аромат.
— Я люблю тебя, Михаил, люблю тебя всего, и даже монстра внутри тебя. Не знаю, почему меня все это так смущало. Ты не дьявол, я это прекрасно знаю.
— Спи, малышка, твое место — в моих объятиях.
Михаил натянул на них одеяло, обнял Рейвен и погрузил их обоих в сон.
