Пролог
Люциан
Валахия, 1400[1]
Деревня была слишком маленькой, чтобы противостоять армии захватчиков, быстро приближающейся к ней. Ничто не могло замедлить продвижение турков-османов[2]. Они разрушали все, что стояло у них на пути, убивая каждого, жестоко убивая. Тела они насаживали на колья и оставляли на растерзание стервятникам. Кровь текла реками. Не жалели никого — ни младенцев, ни стариков. Захватчики жгли, мучили и калечили. Оставляя после себя только крыс, огонь и смерть.
Деревня была пугающе молчаливой, даже ребенок не смел заплакать. Люди могли только взирать друг на друга с отчаянием и безнадежностью. Помощи ждать им было неоткуда, а остановить резню не было возможности. Они падут, как и многие деревни до них, под силой этого страшного врага. Их было слишком мало, и в их распоряжении имелось только крестьянское оружие, с которым невозможно было противостоять превосходящим силам наступающей орды. Они были беспомощны.
А затем из наполненной туманом ночи появились два воина. Они двигались как одно целое в полном согласии, в совершенной гармонии. Они двигались с необычной животной грацией, плавной и упругой, и в полном молчании. Они оба были высокими, широкоплечими, с длинными развевающимися волосами и с глазами смерти. Некоторые говорили, что видели, как огненные всполохи ада горели в глубинах их льдисто-черных глаз.
Взрослые мужчины отходили с их пути, женщина дрожали в тени. Два воина не смотрели ни влево, ни вправо, хотя их глаза видели все. Власть облегала их подобно второй коже. Они перестали двигаться, молчаливо замерев, как и окружающие их горы, когда старейшина деревни присоединился к ним чуть впереди перед разбросанными хижинами, где они могли видеть раскинувшуюся долину, отделяющую их от леса.
— Какие новости? — спросил старейшина. — Мы слышали о резне со всех сторон. Теперь наш черед. И ничто не сможет остановить эту бурю смерти. Нам некуда идти, Люциан, негде спрятать наши семьи. Мы будем сражаться, но, как и остальные, мы будем уничтожены.
— Этой ночью мы передвигались очень быстро, старик, поскольку нужны в другом месте. Говорят, наш Принц был убит. Мы должны вернуться к нашему народу. Вы всегда были хорошим и добрым человеком. Габриель и я сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам этой ночью, прежде чем двинемся дальше. Враги могут оказаться очень суеверным народом.
Его голос был чистым и красивым, подобно бархату. Любой, слыша этот голос, не мог не сделать то, что повелевал Люциан. Все, кто хоть раз слышал его, хотели слышать его вновь и вновь. Один этот голос мог очаровать, мог соблазнить, мог убить.
— Идите с Богом, — прошептал старейшина деревни в знак благодарности.
Двое мужчин двинулись дальше. В идеальном ритме, плавно, молчаливо. Как только деревня скрылась из виду, они в одно мгновение приняли другой облик, не говоря ни слова, и продолжили путь в формах сов. Крылья с силой ударяли по ночному воздуху, когда они кружили над границей леса, выискивая спящую армию. В нескольких милях от деревни земля была устлана сотнями мужчин.
Появился туман, густой и белый, стелящийся чуть выше земли. Ветер затих, поэтому туман застыл густым и неподвижным слоем. Без предупреждения совы молчаливо полетели к земле, острые как лезвия когти были направлены прямо в глаза часовых. Совы, казалось, находились везде, работая в точной синхронизации, приближаясь и удаляясь прежде, чем кто-либо смог прийти на помощь охранникам. Крики боли и ужаса разорвали тишину ночи, и армия поднялась, хватая оружие и выискивая врага в густом белом тумане. Но увидела только своих охранников, с пустыми глазницами, по лицам которых текла кровь и которые слепо бежали в различных направлениях.
Среди солдат раздался треск, затем еще один. Треск слышался за треском, и две линии мужчин упали на землю со сломанными шеями. Создавалось ощущение, что невидимый в густом тумане враг быстро двигался от одного человека к другому, ломая голыми руками шеи. Ночь взорвалась хаосом. Мужчины, крича, бежали в окружающий их лес. Но, словно ниоткуда, появились волки, разрывая мощными челюстями разбегающуюся армию. Мужчины падали на свои собственные копья, словно их направляли. Другие кидались с копьями на товарищей по оружию, неспособные остановить себя, несмотря на то, как сильно они противились искушению. Воцарились кровь, смерть и ужас. Голоса шептали в солдатских головах, в самом воздухе, нашептывая о поражении и смерти. Кровь пропитала землю. Ночь подходила к концу, и не было ни одного места, где можно было бы спрятаться от невидимого ужаса, от призрака смерти, от диких животных, пришедших уничтожить армию.
