глаза воительницы победно сверкнули. Она не могла, да и не старалась скрыть своего наслаждения местью.
— Отчего мне нести траур, о Скади, ведь это не мой отец погиб нелепейшей из смертей… — в тон собеседнице отвечала я. Её слова больно резали по сердцу, точно острый клинок, рождая в нём клокочущий гнев и несвойственную мне жестокость, наполняя слова и интонации холодностью и ядом. И я не оставалась в долгу. Улыбка сползла с довольных губ великанши, где-то за складками платья побелевшие пальцы сжались в кулаки от злости. Я не сумела сдержать удовлетворённой усмешки.
— Судьба справедлива: губителя неизменно ожидает не менее страшная участь, — гордо вздёрнув голову, рассудила Скади. Голос её оставался сдержан, безучастен, но резкий раздражённый жест выдавал дочь Тьяцци, и становилось ясно, что мои слова задевали красивую великаншу ничуть не меньше, нежели её речи — меня. — Поэтому моё сердце не болит за отца. Он будет отомщён, не моими руками, так провидением.
— Тогда тем более тебе стоит страшиться, Скади, — склонив голову вбок и слегка приоткрыв губы, я следила за едва уловимыми переменами её лица. К чему были эти уклончивые речи, когда каждая из нас знала правду? Кого ими можно было обмануть? Хозяйка чертога недоверчиво приподняла тонкую бровь, будто мои речи казались ей смешными и непонятными, однако плотно сжатые губы говорили красноречивее слов. — Кровь ведёт за собой кровь, смерть призывает смерть, и чем дальше, тем плотнее и неразрывнее их связь. Кто станет последней жертвой, на которую обрушится эта безжалостная и беспощадная сила, скорбная мощь? Мы обе знаем, что твои руки по локоть в крови. И однажды ты ею захлебнёшься.
— Не бери на себя слишком много, маленькая дочь Бальдра, — легко парировала дочь турсов, жестоко улыбнувшись и зловеще нависнув надо мной. Теперь мы были совсем близко друг от друга. Я не двигалась с места, упрямо глядя на самонадеянную девушку снизу вверх. Воздух между нами, казалось, уже сбросил оковы льда и накалился докрасна. Впору было обжечься, но ни одна из нас и не думала отступить. — Ведь больше некому тебя защитить, — и Скади неожиданно наклонилась ко мне, коснулась края уха холодным дыханием, понизила тон, — и если что-то мы обе и знаем, так это то, кто на самом деле тому виной… — мои глаза расширились от её возмутительной прямоты, казнящих слов, злой насмешки, грудь сдавило слезами, и я закусила губу. Благо, ледяная богиня не могла видеть моего лица. Но словно зная, какую боль мне причиняет, Скади уверенно продолжала:
— Казалось, Локи неуязвим, его невозможно задеть, не то что сломить. Не обмануть, не отвлечь, не подобраться… А затем я увидела, как он смотрит на тебя, — девушка тихо надменно рассмеялась, — и мне всё стало ясно. Всё сразу стало так просто: он поддался самой неизбежной вожделенной первородной власти… Которую было так легко использовать против него. Ты, хрупкая светлая миловидная дочь Бальдра, — то страшное оружие, тот отравленный клинок, что пронзил сердце бога огня, принёс такую бесславную смерть… — отстранившись, нахалка бесстыдно коснулась холодными пальцами моего подбородка, провела по щеке, будто чувственная любовница. Она смотрела на меня с таким наслаждением, почти восхищением, что я невольно раскрыла губы от возмущения, судорожно вздохнула, а потом… Отступила.
Скади считала, что Локи мёртв. Скади уже праздновала победу. И хотя её слова, несомненно, разрывали мою душу на сотни маленьких частей, бередили открытую рану, вырывали воздух из лёгких вместе с жизненно необходимой возможностью дышать, дочь Тьяцци была так невнимательна, что обнажила предо мной свою слабость: она недооценивала меня и, самое главное, очень сильно недооценивала бога обмана. Скади была ужасно самонадеянна и горда, ставила себя выше всех остальных, выше супруга, окружения, самого Асгарда. И это можно было использовать против неё. Великанша вела себя умно и осторожно, но крайнее тщеславие, свойственное ей, могло всё испортить. Любой порок при некоторой ловкости и умении легко обращался в губительную уязвимость.
— Ты… — шумно выдохнула я в ответ, побеждённо склонив голову и закрыв ладонью глаза. Ощутив в противнице сомнение, решительная и смелая великанша начала наступать. Я не сопротивлялась. Была ещё одна правда, которую я страстно желала узнать. Высокомерие и самоуверенность богини зимы могли мне в этом помочь. — Ты не смогла бы справиться одна, не успела… — поражённо прошептала я, призывая всю свою искренность и стараясь поверить в собственные слова. Только так я смела надеяться обмануть неглупую собеседницу. Покачав головой, будто не верила ни единому её слову, я снова взволнованно повысила голос. — Это лишь счастливый случай, в котором нет твоих заслуг. Ты вовсе не так хитроумна и ловка, как мнишь о себе!
— Ты так думаешь? — вкрадчиво и сладко протянула дочь турсов, медленно оттесняя меня к стене. Глаза её недобро сверкали, будто у хищника, что загоняет свою жертву в угол. Попытавшись придать лицу выражение наивности, я глубоко вздохнула, сделала шаг назад. — Впрочем, ты права, у меня был союзник, что ненавидит тебя почти так же яро, как самого бога огня. Стоило лишь ненароком пригласить его на нужную веранду… С какой лютой ненавистью он наблюдал за вашим самозабвенный соитием! Становилось ясно, что я не ошиблась ни в выборе помощника, ни в выборе роковой слабости, которая у вас была одна на троих. Разбитое сердце и оскорблённую гордость легко переманить на свою сторону. Это глупое ревнивое создание привело моих воинов к самому порогу вашего чертога. Какая ирония, ненависть намного сильнее страха.
Я поражённо слушала Скади. Кто мог проклинать нас столь яростно, чтобы добровольно пойти на такое подлое предательство? Да ещё во дворце Всеотца? Выходит, в день свадьбы Ньёрда и Скади я действительно случайно стала свидетелем страшного заговора. Какая злая насмешка: если бы Локи не отвлёк меня в тот миг, быть может, покушение на его жизнь и не состоялось! Но кто посмел обмануть доверие отца всех асов и верховного бога? Кто-то из приближённых, раз его впустили в Вальхаллу. Я нахмурилась, стараясь собраться с мыслями и вспомнить малейшую подробность того злополучного дня. Кто же это был? Кто решился выступить на стороне Скади и ради чего?.. Внезапное и кристально-ясное понимание причин вдруг пронзило меня, словно жгучий холод, точно стремительный горный поток. Крепкое молодое тело, длинные тёмно-русые волосы, злые завистливые глаза, так сильно портящие красивое лицо… Валькирия! Валькирия, которую он отверг когда-то давно!
— Эйдин… — невольно сорвалось с моих губ вместе с выдохом. Скади, стоявшая слишком близко ко мне, чтобы не расслышать это имя, казалось, была немало удивлена. — Глупая взбалмошная девчонка… — теперь становилось ясным, как
