— в манере дневникового эссе. История Кирицубо вводит важнейшие темы роковой любви, гонимости и скрытого очарования (сокровище в скромной оправе). Первое появление Фудзицубо вводит тему «заместительницы», парадоксально интерпретированной как проявление верности сердца (и для отца, и для сына), но исподволь подводящей и к теме инцеста.
Светский и «современный» разговор молодых людей о женских характерах с соответствующими иллюстрациями (одна из них вводит образ Югао) очень далек от темы роковой любви, но продолжает тему скрытого женского очарования, красоты и тонкости там, где их меньше всего ждешь. Отсюда — переход в главах 3 и 4 к любовным историям с Уцусэми и Югао, причем сначала с Уцусэми, что, между прочим, подчеркивает приоритет лирических связей над чисто сюжетными. В строго эпическом повествовании типа западноевропейского рыцарского романа рассказ о Югао, скорее Bcerof был бы поводом к тому, чтобы ее разыскать. История Уцусэми отдаленно перекликается со сквозной темой Фудзицубо (любовь и сопротивление супружеской измене, минутное счастье и несчастье остальной жизни). Как уже отмечалось, характер и поведение Уцусэми даны на контрастном фоне, создаваемом образом ее падчерицы.
Тема «романических» поисков красоты в скромном, неожиданном месте (поиски второй Югао) получает завершение в комически-пародийном ключе в истории знакомства с Суэцумуханой в главе 6. Сохнущей, угловатой Суэцумухане противопоставляется полная жизни, очень гармоничная, расцветающая юная Мурасаки. В следующих главах (7—10) описывается жизнь Гэндзи при дворе — на фоне аристократического придворного быта, пышных праздников, придворных интриг — в той «дневниковой» манере, которая была намечена в главе 2. В описании отношений Гэндзи с различными женщинами бросается в глаза параллельное противопоставление, с одной стороны, объекта глубочайшей страсти, «солнечной» Фудзицубо предмету поверхностного чувственного увлечения Обородзукиё, а с другой стороны, холодно-надменной законной жены Аои — гордой, но демонически-страстной любовнице Рокудзё. При этом Аои и Рокудзё связаны между собой в рамках главы 9. в крепкий сюжетный узел (столкновение их экипажей на празднике, смерть Аои от злого духа Рокудзё). Что касается образов Фудзицубо и Обородзукиё, то они сюжетно не пересекаются, оставаясь параллельными, и соотнесена в основном на уровне лирической темы, в частности темы возмездия, ибо кратковременная любовная связь с первой (не только императрицей, но и «мачехой») подготовляет основную карму, придающую трагизм жизни Гэндзи, а со второй, предназначенной в жены императору, происходят чисто внешние превратности.
В главах 9—10 запутанные отношения Гэндзи как бы распутываются, поскольку умирает старый император-отец, перед которым Гэндзи был так грешен, постригается в монахини Фудзицубо, умирает Аои и сам Гэндзи берет в жены Мурасаки, отказавшись при этом от узаконения своей связи с Обородзукиё. Однако причины должны вызвать следствия. Связь с Обородзукиё, ставшей женой нового императора, тут же наказывается изгнанием Гэндзи из столицы, а основная карма пока еще формируется, но уже проявляет себя рождением ребенка, который считается сыном старого императора. Обе линии связываются очень глухо двойной символикой грозных природных явлений, бурей и наводнением во время изгнания Гэндзи в Суму (между прочим, сами эти грозные явления, вызванные как будто бы богами синто, контрастируют с умиротворяющими картинами природы, которой Гэндзи любуется в начале главы 5 при посещении буддийского монастыря). Разбушевавшаяся стихия знаменует прежде всего несправедливость изгнания Гэндзи (и покойный император является в видениях обоим сыновьям как защитник Гэндзи), но одновременно она угрожает и самому Гэндзи; как только Гэндзи заговаривает о своей невиновности, буря усиливается. Вмешательство богов приводит к возвращению Гэндзи в столицу, но еще до того толкает его в объятия Акаси, благодаря чему он впоследствии делается отцом девочки — будущей императрицы (главы 12—13). Истории изгнания Гэндзи предшествует глава 11, совершенно не связанная с основным сюжетом (посещение старых приятельниц, элегическая встреча с прошлым), но долженствующая остановить время (ретардация) и контрастно оттенить наступающие беды. В рамках самой главы действует, как и в главах 3, 9, 10, прием контраста: благодарная и спокойная «Дама из селения падающих цветов» противостоит затаившей горечь бывшей танцовщице Госети.
Прощание Гэндзи с родственниками и друзьями (начало главы 12) являет собой еще более яркий пример эпической ретардации с участием лирического момента. Глава 12 далее делится последовательно на описание жизни Гэндзи в изгнании и описание бури, приведшей его к переселению в Акаси, а глава 13 строится уже как параллельный монтаж истории отношений с дамой Акаси в ссылке и истории политических событий в столице, приведших к возвращению Гэндзи.
В главах 14—16 возвращение Гэндзи и его политическая карьера после отречения Судзаку даются мажорно и празднично как реставрация золотого века царствования его отца, а параллельно развертывается «лирическая» серия случайных элегических встреч с прошлым (ср. гл. 11) — с оставленной Акаси, умирающей Рокудзё, давно ушедшей из его жизни Уцусэми, долго ждущей его возвращения Суэцумуханой (в гл 19 — и с увядающей Фудзицубо). Из всех них только Акаси снова занимает известное место в его жизни (благодаря дочери) и становится в дальнейшем основным носителем этой элегической темы «прошлой любви», подаваемой в контрасте с Мурасаки Коллизия между Мурасаки и Акаси развертывается в главах 18 и отчасти 19.
Очередная сюжетная кульминация (гл. 19) — раскрытие тайны рождения нового императора, фактического сына Гэндзи — совмещает высшую точку благоденствия Гэндзи и зловещее предзнаменование его свершающейся кармы. Этому соответствует и возрастной перелом, отмеченный появлением на сцене младшего поколения и некоторым изменением авторской оптики, авторской «точки зрения» на Гэндзи. Именно на этом фоне тайно подготавливается карма. Не случайно на этом этапе (гл. 20) рассказывается параллельно об Асагао и Акиконому, отвергающих всякие любовные притязания Гэндзи Затем вклинивается рассказ об отроческой любви Югири, старшего сына Гэндзи (гл. 21), — предвестие целого цикла повествований о младшем поколении. Главы 22—30 представляют собой внутренне законченный цикл: маленький роман о судьбе Тамакадзуры. История Тамакадзуры после псевдосказочного введения приобретает колорит светской хроники и являет собой образец отточенного психологического аналитизма, скептического изображения поведения людей, в том числе и Гэндзи. Такая манера изображения максимально удалена от наивно-элегической стихии первых глав «Гэндзи моногатари». Выше мы уже отмечали, что сказочность в судьбе Тамакадзуры весьма двусмысленна. Сама она, будучи красавицей и предметом всеобщего искательства, лишена всякой «романтичности»; подчеркивается, что она в отличие от своей нежизнеспособной матери Югао «знает толк в вещах», крепко стоит на ногах, умеет себя вести и трезво оценить ситуацию хотя в сто лицу попадает уже взрослой девушкой. Образ Тамакадзуры оттеняется в, этом плане с одной стороны, контрастом с матерью (по линии жизнеспособности), а с другой — противопоставляется ее сводной сестре из провинции, неотесанной и лишенной вкуса.
Как представительница молодого поколения, Тамакадзуоа уже смотрит
