вегетарианец, он выступает против принесения в жертву животных, он не пьёт вина и не поддерживает сомнительные оргиастические мистерии, он помогает людям и совершенствует свой дух. Он более похож в этом на Христа или на Будду, чем на языческих жрецов.
Вместе с тем Аполлоний у Филострата не отрицает римскую религию со всеми её разномастными культами. Всех богов признаёт, всем поклоняется, даже совершенствует ритуалы. Разве что только египтянам советует перестать изображать свои божества в нелепых образах полуживотных-полуптиц и прочих химер, указывая, что лучше оказывать почтение обезличенным символам. В этом он словно бы возвращается от греческого и восточного влияния к изначальной религии Рима, где не было изваяний богов, а Марсу поклонялись, видя его в символе стрелы, и так далее.
Государство оказывало реформированному культу, ещё и до публикации полного текста его сакрального сочинения, значительную поддержку. Императоры Септимий Север и Каракалла воздвигали храмы и колонны для поклонения Аполлонию Тианскому. И определённого успеха культ достиг. Аполлония помнили много лет после Юлии Домны и Филострата, и сочинение Филострата использовалось оппонентами христианства для доказательства превосходства римской религии, и апологеты христианства вынуждены были отвечать, а искренний христианский святой отмечал с удивлением, что амулеты и прочие вещи, связанные с Аполлонием, доныне творят чудеса.
Однако в целом попытка обновления и возрождения римского язычества оказалась, как мы знаем, неудачной. Вскоре Рим стал центром новой религии – христианства. Кажется, «Жизнь Аполлония Тианского» сыграла даже на руку христианам против своей назначенной цели. После «Жизни…» римскому просвещённому классу стало легче читать и принимать Евангелие: новая форма культа была принята и «обкатана» на топливе собственной, привычной веры! Так Филострат, сам того не предполагая, помог распространению христианства.
Так почему же попытка эта, весьма неглупо придуманная, оказалась тем не менее бесплодной и даже обернулась против традиционной религии? Мне видится, друг мой, по крайней мере две несомненных причины.
Первая. Несоответствие формы и содержания. Новых мехов и старого вина. Неиспользование собственных преимуществ. Ведь то, что казалось Юлии Домне и её единомышленникам из салона-академии недостатком римской системы культов – а именно как раз отсутствие системности, единых установлений, главного пророка, признанной иерархии, догмы и воплощения всего этого в Книге, – являлось самой сердцевиной и сущностью религии, называемой язычеством. Язычество по природе своей имеет, как мы бы сказали, сетевую структуру не только во внешней организации культа, но и во внутренней организации учения. Даже формализация социальных сторон культа не приводит к полной догматизации учения. Потому что традиционная эта вера была основана более на личных переживаниях адепта, возбуждаемых мистериями и сакральным нарративом, нежели на формульных практиках. В сути дохристианских культов мы видим особое мифопоэтическое восприятие мира, не нуждающееся в консолидации с разумом и в логическом непротиворечии, но, напротив, питающееся образами и парадоксами. Эта текучесть, подвижность, принципиальная несводимость к системе, недосказанность и невозможность полной инвентаризации долгие века и тысячелетия служила жизненности культа: с отвержением метода был отвергнут и сам культ.
Вторая. Сама идея книги, священной книги, недопонята была римскими реформаторами. Чтобы стать священной, книга не может быть просто каталогом имеющихся богов, ритуалов и благомудростей со всепринятием и вегетарианским политеизмом. Синкретизм римской религии, её теокразия прямо противоречили новой форме религиозного мышления: один Бог, один пророк, одна книга. Книга – всегда фундаментализм. Книга не признаёт никого второго, третьего или множеств. Такую же ошибку много позже и всегда делали всевозможные «теософы», полагая, что новая религия для всего мира будет некой суммой имеющихся вер, добрым сложением, смешением и сосуществованием. Но никогда из этого ничего не выходило. Новая вера становится только из яростного отрицания множеств.
Западный мир, наследник Рима, потихоньку, шаг за шагом, век за веком, вернулся к традиции римского многобожия. И в европейских городах стоят по соседству церкви, соборы, костёлы, мечети, синагоги. И в умах европейских интеллектуалов всё смешалось, всё одно – «общечеловеческое культурное наследие». И вот «люди книги» снова восстали за сам принцип единственного ответа на главный вопрос. «Нет иного бога, нет иного пророка» – это написано на знамени новой войны.
Сегодня в Хомсе между стенами полуразрушенных домов видна тень императрицы Юлии Домны, сирийки, которая ведёт за руку Аполлония Тианского, пытаясь защитить от нового падения в варварство старый Рим. На стороне Юлии штурмовая авиация и крылатые ракеты. Но вряд ли они помогут. Как раньше не помогли манипулы и легионы, преторы и консулы. Рим падает в закатное море. Скоро на Капитолии снова будут пастись козы.
Фрагмент тринадцатый
Александру
Дорогой Александр! Вынужден тебе сообщить, что занятия средневерхненемецким языком и шумерской письменностью приостанавливаются на неопределённый срок. Да, я тоже весьма огорчён, мне тоже казалось, что наши бореальные штудии продвигаются весьма успешно и мы, возможно, в двух шагах от великих лингвистических открытий. Потому что, знаешь, Александр, то, что нынешние учёные пишут про бисонантные корни, мне представляется далеко, далеко не бесспорным!
Но увы, обстоятельства таковы, что наши встречи пока отменяются. Причин тому две. Первая – медицинская. Доктора из 40-й поликлиники диагностировали у меня запущенную паранойю. Но это ерунда. Сейчас всё лечится. Паранойю можно легко подавить таблетками и электричеством. Помнишь, совсем недавно, года два назад, когда мы занимались хазарскими рукописями, доктора поставили мне тяжёлую форму шизофрении? И что? В две недели я вылечил шизофрению буковым отваром, как если бы это была простуда. Нет, друг мой Александр, хотя физическое тело моё поражено множеством недугов, но разум сияет, психически и умственно я по-прежнему вынослив и чертовски здоров!
Вторая причина – более серьёзная. Меня преследуют эмиссары легата Септимия, будущего императора Септимия Севера. Пока что он командует Скифским легионом в Сирии. Всё дело в этой девчонке, Юлии, дочери местного жреца Басиана. Оракул предсказал ей, что жена легата скоро умрёт, что легат станет императором Рима, а она – августой. Однако на неё возложена миссия – защитить веру в Баала от нового иудейского культа. Она должна установить поклонение последнему пророку солнечного бога, Аполлонию Тианскому. Они думают, что у меня находится список с древнего манускрипта ученика Аполлония Тианского, некоего Дамиса, о путешествии Дамиса и Аполлония в Индию.
Сразу скажу тебе, что это неправда. Нет у меня никакого манускрипта. И ни у кого нет. Потому что не было никакого Дамиса и никакого дневника, и путешествия Аполлония в Индию не было. Всё это придумал придворный ритор Юлии Домны, некто Филострат, в трактате своём об Аполлонии Тианском сославшийся на рукопись Дамиса, якобы предоставленную ему Юлией. Оракулы, наверное, просто увидели в Google мою статью