у древних индоиранских кочевников, которые, создав подобное средство передвижения, казалось бы, обуздали пространство и вечное время — Зерван. Но что это, как не переход политики в историю, а истории в политику — бегущее колесо, зороастрийская идея вечного возвращения, непобедимый индоевропейский этос великой Русской равнины, породившей святого убиенного князя Андрея Боголюбского, святого благоверного князя Александра Невского, святого преподобного Сергия Радонежского, Ослябю и Пересвета, Петра Великого, Александра Пушкина, Федора Достоевского, Сергея Королева, Георгия Жукова и Юрия Гагарина! Очевидно, что у Зервана-Посейдона-Нептуна особое отношение к России, о чем свидетельствуют орды с Запада и Востока, похороненные в наших просторных степях. Это осознавал и товарищ И. В. Сталин, преклоняясь перед формулой его абсолютной власти, когда говорил: «Все это ляжет на плечи русского народа. Ибо русский народ — великий народ. Русский народ — это добрый народ. У русского народа — ясный ум. Он как бы рожден помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него — стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель, потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ — неодолим, неисчерпаем» (Извлечения из дневников А. М. Коллонтай, хранящихся в Архиве МИДа РФ, произведены историком М. И. Трушем. Сталин И. В. Сочинения. — Т. 18. — Тверь: Информационно-издательский центр «Союз», 2006. С. 606–611 (приложение). Беседа Сталина с Коллонтай (ноябрь 1939), С. 611).
Но что за точный и пронзительный образ змеи в стихотворении Иннокентия Анненского «Петербург»: «Царь змеи раздавить не сумел, и прижатая стала наш идол»? Но он вполне прозрачен: змея — это дракон, извечный геополитический враг России с ближних и дальних островов, превратившийся в наш идол в ходе безудержного разграбления страны либеральными младореформаторами в 90-е гг. прошлого столетия и до сих пор являющийся для нас образчиком во всех сферах жизни, будь то политика, экономика или общество. Однако дракон выпускает свой яд, и шипение его пасти мы уже хорошо ощущаем подле наших границ. И тут возникает могущественный образ царя Петра I, с особым цинизмом ухмыляющегося в сторону воскресшей рептилии, которую пронзает своим трезубцем оживший Нептун со скульптурно-фонтанной композиции Петергофа, стремительно кружась в своем танце в ритме тележного колеса, знаменующего обращающееся и возвращающееся время, и сливаясь с образом древнеарийского бога Рудры-Шивы, а сама телега Нептуна превращается в беспилотный подводный ядерный аппарат «Посейдон», как огромный головоногий моллюск цефалопод, рыскающий в морских глубинах и способный нанести неприемлемый урон подводному флоту противника. К слову, цефалопод — это моллюск, пожирающий в том числе морских рептилий и гадов, тело которого с вытянутыми щупальцами может достигать до 18 метров в длину, а вес составлять до полтонны. Соединенный с подобным образом искусственный интеллект особо изощрен и ловок в своих холодных алгоритмических счислениях. И запуск его в действие может означать необратимые вещи, когда безумно сжатое в одной точке пространства время с удалением всякого расстояния между прошлым и будущим, историей и политикой, вспыхнет в горении пятого элемента, и можно будет уже окончательно сказать словами из «Бхагавадгиты»: «<…> Верховный Господь сказал: Я — время, великий разрушитель миров | (11:32)»; или даже повторить ту же самую фразу из первого русского перевода этого великого произведения от 1788 года (стр. 141): «Я есмь время, истребитель рода человеческого, приспевшее и пришедшее сюда похитить вдруг всех сих стоящих пред нами» (Багуат-Гета или Беседы Кришны с Аржуном. Москва. В Университетской Типографии у Н. Новикова. В переводе с английского А. А. Петрова).
На этом завершится «Книга огненного крещения», некогда раскрытая царем Петром I в стенах Сухаревой башни — в Рапирном зале знаменитого «Нептунова общества».
Энергии Логоса
Филон Александрийский, Прокл Диадох и «Эпарх еврейского войска» — двух гениев, связующий злодей
Столпы из камней нижних вырастают
Наряду с Платоном и Аристотелем, самое весомое влияние на христианское богословие оказали и два других выдающихся античных философа — Филон Александрийский и Прокл Диадох, остававшихся в рамках своих религиозно-национальных традиций, то есть эллинистического иудаизма и эллинского язычества. Однако, если созерцательная концепция Филона Александрийского о Логосе по существу стала закладным камнем христианской теологии и философии: и в этом смысле его можно даже считать одним из протагонистов Дидаскалии или Дидаскалиона, христианского огласительного училища, первые сведения о котором относятся по данным современных исследователей, в том числе Мортона Смита, ко второй половине I-го столетия, но, несомненно, оно существовало намного раньше, а на заре новой эры в виде языческого Мусейона; то Прокл Диадох, живший в V-м столетии своей доктриной о духовных иерархиях и триадических демиургиях сыграл важную роль в окончательной кристаллизации христианского мировоззрения, краеугольным камнем которого становится догматическое учение о Святой Троице и Логосе, ведь именно к V-му столетию завершились в церковной ограде ожесточенные споры тринитариев с антитринитариями, и очень знаменательно, что символическую точку здесь поставил один из последних схолархов Платоновой Академии в Афинах и приверженец персидско-халдейского тринитарного монотеизма, о чем мы писали ранее, Прокл Диадох. Иными словами, два философа, александрийский эллинистический иудей и эллинский традиционалист из Афин с «халдейским» мировосприятием, с внешних сторон как бы спаяли собой христианство, с тех пор дошедшее до нас практически неизменным, особенно в виде греко-византийской ортодоксии.
Таким образом, оба философа словно символически образуют собой две внешние колонны христианского храма, известные еще со времени царя Соломона, поставившего столпы Боаз («В нем — сила») и Йахин («Он утвердит») в притворе Первого Иерусалимского Храма. И что характерно: закладной и краеугольный камни как бы вырастают в стволы, некогда в капителях украшавшиеся латунными лилиями, а на на навершиях — корзинами с гранатовыми яблоками. Разумеется, для премудрого царя Израиля колонны являлись не аллегорией изобилия, а учений, предшествовавших истинной вере в Единого Бога. И одним из таких учений, как нам представляется, был древний теургический халдейский монотеизм, существовавший во времена до праотца Авраама и более чем два тысячелетия спустя синтетически вошедший в неоплатоническую доктрину Прокла Диадоха. Как тут не изумляться прозорливости и пророческой вдохновенности царя Соломона?
По расхожей легенде, бытующей в российской франкмасонской среде (о чем говорил и выдающийся русский поэт Максимилиан Волошин), считается, что колонны, подобные тем, что некогда украшали притвор Соломонова Храма, находятся в церкви святого Иоанна Предтечи в Керчи, построенной в первой половине VI-го столетия императором Восточной Римской Империи Юстинианом Великим (482–565 гг.).
В 2020 году накануне праздника Преображения Господня мне довелось побывать в этой церкви и полюбоваться двумя колоннами, которым уже около полутора тысяч лет. Именно тогда у меня
