лишь одно отделение с несколькими бронированными щитами. Остальные же — наоборот, принялись отступать и брать в прицел окна.
Штурмовая команда стремительно обыскала первый этаж и исчезла в недрах здания. Немного погодя, сверху грянула трель ожесточённой перестрелки. Со всех щелей всех окон повалил густой пороховой дым.
— Живым! Живым брать, сукины дети!!! — ревел раненным быком Батя, силясь перекричать грохот выстрелов.
Когда всё стихло, на втором этаже распахнулось окно. Наружу выглянул сержант и браво доложил:
— Всё чисто, синьор капитан! Одного схватили!
Отовсюду тут же раздались возбуждённые вопли. Личный состав ликовал. Ведь перед выходом из расположения, командиры настращали их опаснейшим противником. Но справились же?! Да как лихо! Так сказать, показали, кто тут настоящий профессионал! И не беда, что хашашинов всего пятеро было и все в исподнем.
Солдат вернули в оцепление и наказали никого не пропускать. А офицеры поспешили к пленному, пока руки на себя не наложил. На всякий случай, заходили тоже через окно. Помещение было разбито. Картечь попросту крошила мебель и утварь, рикошетила от более твёрдых поверхностей и находила помягче. Что случилось с пустынником, первым попавшим под огневое воздействие — говорить излишне. От верхней части тела почти ничего не осталось.
На втором этаже находилась общая спальня. Что странно — только на пять кроватей. Там же дожидались гордые штурмовики. Пленника держали под руки вчетвером, на его лице красовался огромный кровоподтёк.
— Ну здравствуй, хер мордас… — угрожающе протянул Батя, но запнулся на полуслове. — Я не понял. Это шо за гномик?
И действительно. Если бы не борода, то мужчину вполне можно было бы принять за ребёнка. На пленителей он смотрел снизу-вверх.
— Других не было, синьор Серж. Они тут все такие. — сержант пожал плечами и похлопал бедуина мечом по обнажённой груди. — Зато крепкий какой! Еле скрутили. Кулаками прям по шлемам отбивался.
А в следующий миг пустынник дёрнулся, извернулся и достал горлом до клинка. Сильно порезаться точно не мог, но и того хватило. Алая кровь брызнула пульсирующим фонтаном.
— Свэт вэлик! — успел прохрипеть он, пока угасал.
Воцарилась тишина. Опростоволосившиеся бойцы молчали. Никто не смел ни ругнуться, ни оправдываться. Обмякшее тело тоже так и не отпустили. Не ясно, чего они опасались больше, какого-нибудь фокуса от мертвеца, или ярости командира.
Последний, однако, с расправой не спешил. Подняв забрало, старый наёмник зло зыркнул на виновника неудачи и принялся осматривать помещение. Тряпки, сумки, мушкеты, пистолеты, ятаганы… Несколько раз задержал взгляд на двух трупах и, в конце концов, уставился на Харуку.
Девушка смотрела исподлобья. Стояла сжав кулачки и всем своим грозным видом демонстрировала напряжение. Сзади неё, из тени, материализовался Кеншин. Меч в его руках был недвусмысленно направлен в спину соотечественнице.
Догадывалась ли она об опасности? Вряд ли. Ведь появление степняка стало неожиданным даже для товарищей. Макс вообще был уверен, что наставник остался на улице, ведь до сих пор его не видел.
— Папаш, а я всё думал, как это у нас так складно получается? Ан нет, показалось. Всё как обычно — через задницу. — попытался разрядить обстановку Лай. — Давайте ещё и подожжём тут всё? Стиль надо блюсти…
— Умолкни! И без тебя тошно. — рыкнул лидер и снова вперился глазами в степнячку, словно что-то оценивая.
Под таким подозрительным взглядом, у девушки поубавилось спеси. Потупившись, она мяукнула:
— Пленного нет. Не возьмём.
— Возьмём-возьмём, милая. — Батя подхватил с ближайшего стула одежду бедуинов и протянул девушке. — Одевайся.
Глава 33
Харука отшатнулась от старого наёмника, как это мог бы сделать дикий зверёк, от брошенного в него факела. Увы, позади стоял Кеншин. Случайный укол мечом не сделал ситуацию лучше. На этот раз она шарахнулась в сторону, как будто её уже добрый час пытали огнём…
Никто из отряда не посмел проявить хотя бы малейшее нетерпение и мешать маневрам. Это несколько разрядило обстановку. Девушка снова уставилась на командира.
— Та не смотри так! Зенки поломаешь! Просто оденься и изобрази пленного. До располаги доведём тебя — и гуляй! — увещевал Батя. — Макс, помоги подружке одеться!
— Сама пускай одевается! — по-бабски визгливо запротестовала Венга.
Нашёлся и Лайонел:
— Я помогу! Харука тян, снимай штаны!
— Я те дам щас, поганец!
— Да на что ты мне нужен, папаш?
— Цыц, сбочинец! Нам пленного бедуина показать надо. А она — единственная под этих гадов ростом подходит. Оденется, на голову — наволочку с подушки, и пускай ногами еле перебирает, когда её тащить будут. Кен, объясни ей. Только не гавкай мне тут! Нормально объясни, шо бы согласилась!
Из-под шлема Кеншина раздался тяжёлый вздох. Но приказ — есть приказ. Когда он откинул забрало — на лице не было ни намёка на раздражение. А уж как он принялся разжёвывать девчонке план. Ну точно, прям как с дитём малым. И сю-сю, и му-сю…
И ведь подействовало! Глазёнки свои выпучила, кивает через слово и даже моргнуть боится. Как теля перед мамкой. Хотя, может в том и дело, что вроде как свой, да заговорил так сладко.
Короче, бездна их разберёт, этих степняков.
Итогом увещеваний стало то, что Харука взяла у Бати вещи и принялась облачаться. И странное дело… Шаровары вроде как в пору, свободные, но вот с жакетом и жилеткой вышел конфуз. Затрещали по швам! А с виду и не скажешь, что такая широкоплечая.
Но, как бы там ни было, спустя минуту степнячка превратилась в пустынницу и даже наволочку сама с подушки сняла.
— Вот и добренько. Вот и хорошо. — прохрипел Батя. — Так, мужики, вон тот труп на покрывало погрузите, простынями накройте и типа как раненного несите. А девку под руки. Она, значится, наш пленный. Токмо нежно, а то разнервничается и порешит вас к Матери бездне!
Исполнили, как и положено воинам чёрной бригады — в лучшем виде.
Харуку тащили под локти. Она изо всех своих степнячих сил изображала раненного: еле перебирала ногами, пыталась вырваться и мотала головой под наволочкой.
Провинившийся сержант тоже не отставал в актёрском мастерстве. Он был одним из тех, кто тащил «раненного», а чтобы правдоподобнее — лично изображал стоны. И Свет молил, и пить просил, и на каждой ступени улицы охал да ахал…
В какой-то момент, Батя даже приблизился к голове колонны, чтобы прервать этот поток народного творчества.
Церковный квартал, само-собой, давно проснулся. Можно сказать — почти кипел! Священники и чиновники торчали из каждого окна. Детвора из послушников выбегала на пути шествия и чуть не под ноги лезла.
Многие, ожидаемо, стремились приблизиться к «пленному».
Какой-то высокопоставленный сановник
