– Еще бы, сколько будет разговоров!..
– Почему неудобно? Плевать я хочу на всех! Что, я разве не барон своей фантазии? Закачу обед, и все явятся и будут жрать, пить и взапуски восхищаться нашей мавританской баней. Перемычкина позову, целая «звездная палата» соберется! Теперь я должен ехать на фронт. Необходимо получить георгиевскую медаль за храбрость. Знаешь, что я придумал: я поеду во главе своей собственной колонны санитарных автомобилей. Я уже заказал. Через два месяца будут готовы шесть великолепных машин. Последнее слово техники! В каждой – четыре подвесные койки, отделение для санитаров, тут же маленькая аптечка, словом – небольшие лазареты на колесах. За эту идею мне дадут, пожалуй, очередного Станислава. Сам я поеду в походной консульской форме. Уже Балабанов сделал рисунок. Защитная куртка со жгутами, красные галифе, сапоги, шпоры… Увидишь, каким я буду бравым военным. Ты в меня влюбишься и бросишь своего купленного красавчика, – пошутил Железноградов.
– Я тоже не виноват, а в души Шарко и в эти шарлатанские электрические пояса я не верю. Да, знаешь, что мне предлагали в Берлине?..
– Глупенькая, нас же никто не слышит… Предлагали купить гробницу Аписа.
– Гробницу Аписа. Это священный буйвол у древних египтян. Этих Писов хоронили в таких саркофагах из гранита и черного мрамора. Это вроде громадного каменного ящика. Хотели двести пятьдесят тысяч марок – и то по случаю. Но не в этом дело… Что такое двести пятьдесят тысяч марок? Я думал: зачем нам саркофаг Аписа? Зачем?.. А теперь вспомнил: хорошо бы из него сделать бассейн для ванной. Он так велик и просторен, что мы можем купаться втроем… вместе с другом дома. Вот была бы сенсация! Купаться в саркофаге Аписа! До этого еще никто не додумался.
– Никто, – подхватила Сильфида Аполлоновна, – я же говорю, что ты гений… Ты и теперь велик, но ты пойдешь еще дальше!.. Ты поднимешься так высоко, так высоко, что просто страх даже.
10. И там и здесь
Вера не вынесла потрясений. Да и все пережитое, казалось, погасшее в лучистой жажде встречи с Димою, напомнило о себе, прихлынуло вновь. Обвеяло жуткими призраками… Девушка слегла. Слегла в походную кровать своего жениха. Вот где сказалось доброе сердце пани Войцехович. Она знала, что Вера нажечена (невеста) пана ротмистра. Зная, – имела полное основание ревновать, но поймите женское сердце, – с трогательной заботливостью ухаживала за больной.
За больной – не то слово. По определению дивизионного врача, Забугина не была ничем больна. Ее слабость, общее недомогание он объяснял полным упадком сил вследствие целого ряда тяжелых нравственных испытаний.
Последнее переполнило чашу, и без того налитую до самых краев. Ценою мук, трудных и сложных препятствий купила она себе наконец право обнять любимого человека… Горела вся этим мгновением… А он оказался в плену. И главным образом мучило Веру, это было сплошное терзание, – он-то, Дима, не знает ничего о ней, настолько не знает, что, наверное, убежден в ее, – страшно подумать – смерти.
А Вовку дела звали назад в Петербург. Он уже получил две шифрованные телеграммы от Арканцева, по обыкновению, лаконичные, с требованием скорейшего возвращения.
И вот «ассириец» оставил Веру на попечение Столешникова.
Под строгим секретом, – до поры до времени секретом, – сообщил он все генералу. И как Вера невольно проникла в темные взаимоотношения Лихолетьевой, Шацкого и Юнгшиллера и как ее похитили, и все дальнейшие мытарства, до приезда в штаб дивизии включительно… Маленький смуглый генерал с умным, выразительным лицом ушам не верил…
– Все, что вы говорите, сплошной ужас! Кошмар! В то время, как мы здесь воюем, в то время, как вся армия, от генералов до последнего солдата, охвачена одним порывом, одним желанием снести, уничтожить врага, – там, позади, в тылу, нас продают, нами торгуют, да что нами, всей Россией! Это ужасно! Вот вы назвали ряд имен. Какие люди, какие лица занимаются этим презренным ремеслом… Ремеслом сатаны… Так вы говорите – Лихолетьева… Она мне всегда казалась подозрительной… Это Бог знает откуда и как взявшаяся авантюристка… Сам он – тюфяк, ослепленный старческой влюбленностью, тюфяк, но не подлец. Но почему же молчат, медлят… Почему ее не арестуют?..
– Еще не настал час, ваше превосходительство… Мы хотим накрыть всю шайку… И тогда один за другим аресты пойдут… Сенсационные!.. Все ахнут!.. Поживем – увидим, и скоро увидим. Напоследок моя просьба к вам – берегите эту бедняжку Забугину. В наших руках это один из главных козырей. Недаром вся эта канальская банда так хотела ее обезвредить! Берегите ее, ваше превосходительство… Здесь она будет в большей безопасности и под надежнейшим надзором, чем где-либо… Я уверен, эти господа разнюхают об ее местонахождении. У них ведь агентура поставлена куда лучше нашей… Командируют кого-нибудь либо вторично выкрасть ее, либо совсем «ликвидировать».
– Головой ручаюсь за полную неприкосновенность вашей протеже! – с убеждением воскликнул генерал.
– Главное, не подпускайте на пушечный выстрел Шацкого. Тоже повадился к вам ездить. Я уверен, что Загорский очутился в плену не без благосклонного участия этого полупочтенного.
– Возможно ли?..
– И даже весьма, ваше превосходительство. Это агент Лихолетьевой и Юнгшиллера.
– Так он не племянник Елены Матвеевны?
– Точно в такой мере, как я племянник, ну, скажем, Юаншикая…
– Позвольте, позвольте… Многое становится ясным. Он вел себя здесь довольно подозрительно, носился повсюду на своей машине. Видели его беседующим в укромных уголках с какими-то личностями… Я тогда не придал значения, человек носит форму… Бумаги и в том числе разрешение бывать повсюду на фронте – в порядке. Уполномоченный, чего же еще? Внешность говорила за него, но в чужую душу не влезешь.
– Гоните его!
– Уж будьте спокойны… Так встречу, больше не сунется!..
– Но вот еще необходимая оговорка, ваше превосходительство. Можете обойтись с ним строго, можете выпороть его, но не раскрывайте нашей тайны. Не надо вспугнуть раньше времени этого молодчика…
Поручив уход за Верой дивизионному врачу и пани Войцехович, «ассириец» помчался в Петербург.
А дня через два-три в штаб дивизии прикатил на своей машине улыбающийся голым, костистым лицом Шацкий. Уже фамильярно, в качестве старого знакомого, закадычного друга – прямо к Столешникову.
– Ну вот, генерал, я опять к вам. Что хорошенького?..
Столешников не заметил протянутой руки.
– Что вам угодно здесь, сударь?
– Как это что? Так, вообще… Заехал поболтать и все прочее… Я вас не понимаю…
