Любопытна дневниковая запись К. Чуковского: «Здесь, в Питере, Макс Волошин приехал почитать свои стихи. Но успех он имеет только у пожилых, далеких от поэзии. Но Кустодиев и проф. Платонов в восторге. Вид у него очень живописный: синий костюм, желтые длинные с проседью волосы, чистые и свежие молодые глаза — дородность протодиакона…»[521]
В том же синем костюме, с тростью и раскрытой книгой в руке, на фоне крымского пейзажа, напоминающего акварели самого Волошина, изобразил поэта Кустодиев.
В Москве Волошин встречался с А. И. Анисимовым, предложившим ему взглянуть в Историческом музее на икону Владимирской Богоматери. По воспоминаниям современников, Волошин несколько часов провел, сидя в кресле возле иконы[522]. Вернувшись в Коктебель, он писал профессору-историку С. Платонову: «"Книжица" Аввакумова (Житие протопопа Аввакума) в Спб. и Владимирская Богоматерь (икона) в Москве — это было самое сильное из всего, что мне удалось повидать теперь, на севере после 7 лет отсутствия»[523].
Находясь у Кустодиева, Волошин предложил ему и Анне Петровне Остроумовой-Лебедевой приехать летом на отдых в Коктебель и пожить в его доме. По возвращении в Коктебель он пишет Остроумовой-Лебедевой, напоминая о приглашении, советуя захватить с собой мешок для сена, обеденный прибор, таз для умывания, светильники или свечи, примус…
Остроумову суровые условия жизни в доме Волошина не напугали, и она летом все же съездила в Коктебель вместе с мужем, известным ученым-химиком С. Лебедевым.
Что же касается Кустодиева, то ему этот вариант отдыха явно не подходил. Бориса Михайловича более устраивало другое предложение. Знакомый врач К. М. Попов пригласил пожить на его даче в Луге недалеко от Ленинграда — туда и отправились Кустодиевы в начале июня.
Накануне отъезда к художнику обратились с просьбой предоставить картины для экспозиции русского искусства на открывающейся в июне в Венеции международной художественной выставке. Кустодиев отобрал несколько картин — «Большевика», «Портрет Чижовой», «Купчиху за чаем», уже побывавшую на выставке в Берлине, и одну из своих «Маслениц».
К тому времени выставка русского искусства в Нью-Йорке, которая была открыта для посетителей в марте-апреле, уже завершила свою работу. Результаты ее оказались далеко не столь радужными, какими хотели бы их видеть организаторы и участники экспозиции. Главный просчет, имея в виду коммерческую сторону, был в том, что российские устроители выставки не удосужились должным образом изучить до ее проведения американский художественный рынок, и потому цены на многие картины (их назначали сами художники, и никто их при этом не консультировал) оказались явно завышенными.
В специальном обращении, направленном из Нью-Йорка московским художникам, принимавшим участие в выставке, говорилось: «Мы не знали, что золотые дни художественной торговли в Америке уже миновали: лет 20 тому назад, даже 12–15, торговля художественными произведениями достигла в Америке апогея, а затем пошла резко на убыль…
Кустодиев — милый, скромнейший человек, поставил за свои вещи по 20.000 и 15.000 долларов… Тут же в Нью-Йорке оригинальные рисунки Рембрандта продаются по 300 долларов, дивные Ренуары по 2000 долларов…
На выставке продают фотографии вещей воспроизведенных. Некоторые идут очень ходко, другие вовсе не идут. Ходчее всех идет “русский товар”, все, что по представлению американцев “очень русское”… Больше всех покупают “Шаляпина” кустодиевского, его же “Лихача”… Поленова, Нестерова…»[524]
О затруднениях устроителей выставки Кустодиев знал из письма К. Сомова, отправленного Воинову из Нью-Йорка 4 апреля. Это письмо Всеволод Владимирович, безусловно, давал читать и Кустодиеву. Сомов писан, как трудно было найти для выставки помещение в центре города за приемлемую арендную плату. Реклама оказалась чрезвычайно дорогим удовольствием. Выручил живущий в Вашингтоне Лев Бакст, порекомендовавший своего менеджера. Другие русские художники, осевшие в Нью-Йорке, Сорин и Судейкин, жаловались на равнодушие американской публики к искусству. Их мнение подтверждала и конъюнктура американского художественного рынка. «Назначенные в России цены оказались фантастическими, — писал Сомов, — и ни одна картина по ним не могла бы быть продана. После всеобщего совещания мы их намного уменьшили…»
Далее Сомов сокрушался, что посетителей для семимиллионного города мало, еще меньше покупателей и уже сейчас приходится ломать голову, как после закрытия выставки покрыть расходы на ее организацию. «Для афиши на уликах и в окнах магазинов воспроизведен был “кучер” Кустодиева… Этот кучер имеет большой успех, и все находят, что выбор для плаката сделан удачно…»[525]
Читая письмо Сомова, Кустодиев с сожалением думал о том, что ожидавшийся в Америке золотой дождь на них, увы, не прольется. Деньги же летом были остро необходимы. Не поможет ли верный друг Ф. Нотгафт? У него в издательстве «Аквилон» лежат уже выполненные иллюстрации к повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда». Нотгафту можно было без лишних церемоний сообщить о финансовых проблемах. Федор Федорович откликнулся незамедлительно и написал в Лугу: «Ничего утешительного… Положение катастрофическое! Безденежье такое, что и старожилы не припомнят. Как только будет какая-нибудь возможность, немедленно урву для тебя и отвезу твоим»[526].
В Луге родителей как-то навестила дочь Ирина. «У них в саду, — вспоминала она, — был маленький отдельный домик — избушка с крылечком, среди цветов и сосен. Папе там очень нравилось»[527].
На отдыхе Борис Михайлович сделал несколько портретов — хозяина дачи доктора К. М. Попова, Ф. О. Слиозберг и двойной портрет навестивших его профессора и коллекционера Густава Антоновича Кука с супругой Надеждой Сергеевной.
В Луге Кустодиев занимается и другой, весьма тяготившей его работой — Госиздат заказал ему иллюстрации к сборнику «Детям о Ленине». По договору надо было исполнить свыше сорока иллюстраций. Перед отъездом в Лугу Борис Михайлович жаловался Воинову, что работа эта для него весьма затруднительна: у него подход бытовой, а здесь «требуется нечто иное»[528]. И хотя браться за этот заказ особого желания не было, материальные соображения оказались сильнее. По той же причине пришлось заниматься другим сходным заказом Госиздата — иллюстрированием сборника «Ленин и юные ленинцы». Многие уже выполненные рисунки возвращались издательством на доработку, и это подчас выводило художника из терпения.
