Перед мысленным взором Томаса брели живые скелеты.
Его чу-чу стал еще тверже.
Живые скелеты.
– Если ты хочешь заниматься любовью с Настасьей Кински, то ты больше не сможешь оставаться моим маленьким мальчиком. Я откажусь от тебя. Больше не будет никаких подарков, Том-Том. А другие люди станут смеяться над тобой, Том-Том. Ты помнишь, как смеялась над тобой та девица из медицинской школы?
Люси, с которой он познакомился на втором курсе. Вообще-то, она хорошо к нему относилась. Они несколько раз вместе ходили в бар. Томас привел ее домой познакомить с матерью, но та сказала, что Люси недостаточно хороша для него. В тот вечер он отвез Люси домой и спросил, не хочет ли она поиграть с его чу-чу. Томас до сих пор помнил ее презрительный смех. Смех этот и сейчас эхом отдавался в голове Ламарка, когда он, выйдя из кабинета доктора Майкла Теннента, сидел в «форде-мондео» на парковке для пациентов Шин-Парк-Хоспитал.
Он нажал педаль газа, злясь на себя. А еще больше – на психиатра.
Посмотрим, как ты запоешь, когда получишь посылку с замороженными грудями Аманды Кэпстик!»
83
Суточные ритмы человека не совпадают с теми, которые установила природа. Мы живем циклами по двадцать пять с половиной часов. Ученые проводили эксперименты: людей на несколько месяцев помещали в шахты, в полную темноту. И потом им всем почему-то казалось, будто бы они провели в шахте меньше времени, чем на самом деле.
Аманда читала об этом еще давно, а теперь вот вспомнила, занимаясь в темноте монотонной работой: она медленно накручивала извлеченную из матраса пружину на ременную пряжку и заплетала, пыталась сделать из нее надежную рукоятку, придавая каждой доли дюйма нужную форму с помощью каблука туфли. Ну вот, готово, можно испытать свой инструмент.
– Аманда, детка, иди сюда!
Голос матери. Девушка резко повернулась. Ничего. Игра воображения.
В очередной раз сложив матрас, она прислонила его к стене, забралась наверх, подняла руки, нащупала решетку, потом ее край, первый шуруп. И тут отвертка выпала у нее из рук и стукнулась о пол где-то внизу.
– Черт!
Аманда опустилась на колени, поползла вперед, шаря перед собой руками. Наткнулась на ведро-парашу.
Слезы отчаяния побежали по ее щекам.
«Чтоб тебе пусто было, мерзкая железка, куда ты подевалась?
Возьми себя в руки, Аманда Кэпстик. Выживают лишь те, кто не теряет присутствия духа. Твоя отвертка где-то здесь. Пошарь по полу – и найдешь».
И через пару минут она действительно нашла ее.
Вернулась на матрас, не спеша сунула жало отвертки в шлиц, нажала. Ничего. Осторожно надавила посильнее. По-прежнему ничего. Аманда покачивалась на матрасе – сохранять равновесие в таком положении было нелегко. Еще сильнее.
Шуруп подался.
Аманде показалось, будто у нее открылось второе дыхание.
А тем временем Томас Ламарк сидел наверху в своем кабинете и изучал в Интернете фотографии, сделанные во время операций мастэктомии в больнице Иоанна Крестителя, что в Санта-Монике. Фотографии были четкие, но ему требовалось больше ясности.
Очень кстати операцию мастэктомии проводили на следующий день в Лондоне, в учебном анатомическом театре Кингс-колледжа. Он увидел объявление, когда заходил туда утром, чтобы взять кое-что со склада, от которого у него все еще хранился ключ.
Будет очень полезно посмотреть, потому что он, вообще-то, совершенно не знаком с этой операцией. А Томас хотел сделать все правильно.
84
Майкл закрыл веб-сайт доктора Гоуэла. До прихода следующего пациента еще оставалось достаточно времени, чтобы позвонить Максине Бентам.
Но психотерапевт Аманды не смогла пролить свет на ее исчезновение. Она сказала, что не считает Аманду склонной к депрессиям, и, по ее мнению, та не могла вот так вдруг исчезнуть по собственной воле. Максину Бентам не удивило, что у Брайана Трасслера появилась новая пассия. Она не знала этого человека лично, но составила о нем представление по рассказам Аманды. Вряд ли Брайан был способен похитить бывшую любовницу или причинить ей физический вред.
Психотерапевт попросила Майкла держать ее в курсе, и он пообещал.
Майкл с трудом мог сосредоточиться, принимая двух следующих пациентов. Теренс Гоуэл не давал ему покоя. Какие странные параллели. Гибель жены в автокатастрофе. Голубь, разлученный со своей парой.
Во время разговора с доктором Гоуэлом он отмахивался от подобных мыслей, считал, что эти связи существуют только в его мозгу, но теперь, когда Гоуэл ушел и у Майкла было время поразмыслить, невероятные совпадения не давали врачу покоя.
Ну, положим, об аварии и о гибели Кейти Гоуэл мог узнать без труда – в свое время это попало в газеты. Но вот откуда ему известно об исчезновении Аманды?
Майкл обдумывал подробности утренней беседы. Голубок, чахнущий от тоски по голубке. И опять спрашивал себя: «Не вижу ли я то, чего на самом деле нет?»
Чахнущий голубок – эту аналогию можно было в равной мере применить и к его тревоге из-за Аманды, и к его скорби по Кейти. Именно так Майкл чувствовал себя после катастрофы. Временами он отказывался признать, что жена и в самом деле мертва, верил, что она каким-то чудесным образом к нему вернется.
Его пациент Гай Розерам, тридцатипятилетний упаковочный магнат, страдал приступами паники. Он сидел сейчас на краю дивана и описывал постоянно возникающее у него ощущение, будто он находится вне своего тела. Розерам работал по шестнадцать часов в сутки семь дней в неделю, но упорно отказывался верить, что в этом и состояла основная причина его недуга.
– Вы меня слушаете, доктор Теннент? – спросил он вдруг.
Майкл и сам понимал, что не уделяет пациенту должного внимания. Но Гай Розерам вечером вернется в свой дом в Челси, к красавице-жене и любимым детям. Да, приступы паники вносят дискомфорт в жизнь Гая Розерама, но они со временем прекратятся. Заботы самого Майкла были сейчас куда как серьезнее. Нет, сегодня ему явно было не до чужих проблем.
«Кто вы, доктор Теренс Гоуэл?
В чем заключается ваша настоящая проблема?
Что вам известно обо мне?»
Как только Гай Розерам ушел, Майкл достал историю болезни Теренса Гоуэла, извлек оттуда письмо-направление от его лечащего врача, доктора Шайама Сундаралингама, и прочел адрес: Челтнем, Уэст-Гарден-кресент, 20.
Набрал номер телефона. После третьего гудка трубку сняли, он услышал по-военному четкий голос мужчины средних лет:
– Приемная доктора Сундаралингама, слушаю вас.