«Осторожно. Осторожно. Идиот, идиот, идиот».
Майкл смотрел на Гоуэла. Тот так трясся, что у него бились друг о дружку колени. Похоже, у него в любую секунду мог начаться припадок. Майкл понимал: причина в том, что его пациент страшно рассердился на себя. Но вот за что?
– Я… она… оно… – Томас замахал руками. «Осторожно. Осторожно». Его лицо горело, а голос срывался. «Осторожно!» – Это такая шутка… она… повторяла, что это сильно смахивает на бомбоубежище. – Он эмоционально развел руками. – Бывают ведь такие подвалы, верно?
– Кто – она?
Гоуэл несколько мгновений раскачивался назад-вперед.
– Все это совершенно не важно. Давайте лучше вернемся к голубю в подвале, доктор Теннент.
Майкл решил воспользоваться моментом и нанести еще один удар в больное место.
– Расскажите мне о вашем детстве. Я бы хотел узнать о ваших родителях. Давайте поговорим о вашей матери.
«Осторожно! – Томас закрыл глаза, снова сжал кулаки. – Осторожно. Осторожно. С какой стати ты вдруг спрашиваешь о моей матери? Пытаешься меня провести?»
А вслух он сказал:
– Вы проигнорировали мой вопрос о голубе, доктор Теннент. Ответьте же мне наконец.
«И снова вспышка злости. Злости на кого? Неужели родители так ему насолили?»
– Откровенно говоря, я считаю, что нам было бы полезно поговорить о ваших родителях. Расскажите мне об отце… или о матери, если хотите, – спокойно попросил Майкл.
Томас поднялся и принялся выхаживать по кабинету, пытаясь собраться с мыслями, чтобы нанести психиатру ответный удар. Ярость бушевала в нем.
«Ах ты, ублюдок, сперва убил мою мать, а теперь хочешь о ней поговорить? Хочешь сидеть в своем паршивом кабинете и получать извращенное, садистское удовольствие, слушая о том, как я ее любил? Ну уж нет, доктор Майкл Теннент, этого ты от меня не дождешься».
Он подошел к окну, посмотрел на безоблачное небо.
– Мы обязательно побеседуем о моих родителях, но в другой раз, ладно?
– Я бы хотел знать, почему вам трудно о них говорить, – услышал он голос психиатра.
Томас зашагал к двери. Остановился, повернулся к Майклу и сказал:
– Мы поговорим об этом, я вам обещаю. Но в другое время. Непременно все обсудим. Я полагаю, сегодня мое время уже истекло?
Майкл посмотрел на часы:
– У нас еще десять минут.
Томас кивнул. Ему хотелось поскорее уйти отсюда, он боялся, что и без того уже наговорил слишком много. С этим докторишкой надо держать ухо востро. Ни в коем случае нельзя выдать себя раньше времени.
– Я дарю вам эти десять минут, доктор Теннент. – Томас улыбнулся, чувствуя, как уверенность возвращается к нему. – Проведите это время с пользой.
Он открыл дверь и исчез.
Майкл повернулся к компьютеру, вышел в Интернет и ввел поисковый запрос: «доктор Теренс Гоуэл».
Компьютер сразу выдал ссылку на веб-сайт пациента. Сайт был сделан хорошо, со вкусом.
Майкл увидел цветную фотографию, внимательно прочитал биографию. Доктор Теренс Гоуэл приходился родственником знаменитому британскому астроному сэру Бернарду Лавеллу и являлся сотрудником Исследовательского института Скриппса, а до этого преподавал астрономию в Массачусетском технологическом институте. Он был членом Особого президентского консультативного комитета по поиску внеземного разума, учрежденного Рональдом Рейганом.
Майкл решил на следующем приеме спросить Гоуэла о работе в этом совете: его самого интересовали НЛО.
На сайте имелась также информация о хобби его владельца: кулинария, шахматы. Кроме того, этот человек являлся членом Менсы.
Сведения о профессиональной квалификации доктора Теренса Гоуэла производили весьма сильное впечатление.
«Гораздо более сильное, – подумал Майкл, – чем сам Гоуэл».
82
Распахнувшийся халат не скрывал груди Настасьи Кински, оседлавшей своего чернокожего любовника Уэсли Снайпса. Они оба тяжело дышали, стонали, любовник сжимал ее груди; они оба должны были вот-вот кончить, они оба…
Экран телевизора погас.
– Зачем ты смотришь это, Том-Том?
Мать стояла рядом и держала в руке пульт дистанционного управления. Томас покраснел – ответа у него не было.
– Она такая худая, Том-Том. Красивая вешалка, не более того. Вылитый скелет. Она напоминает мне узницу концентрационного лагеря. А тебе нет?
Перед его мысленным взором возникли костлявые фигуры из Освенцима. Они заслонили Настасью Кински. Томаса аж передернуло от отвращения.
– Я… я… – пробормотал он. – Просто это уже шло, телевизор был включен.
– Мои фильмы были чистыми и нравственными. Да, мы кокетничали и раздавали авансы, но никогда ничего не показывали. Я бы до такой пошлости сроду не опустилась. Ты понимаешь, как низко пали современные актрисы, да?
– Да, – тихо сказал он, злясь из-за того, что мать права, из-за того, что она не дала ему посмотреть на Настасью Кински, и из-за того, что она поселила в его мозгу жуткие образы.
– Ты можешь представить себе, что бы ты почувствовал, если бы увидел меня на экране в таком виде, дорогой?
Томас посмотрел на мать, мысли его путались, метались. Как бы, интересно, это получилось у него с Шэрон Стоун? Или с Ким Бейсингер? С Сигурни Уивер? Они бы тоже казались ему костлявыми, как узницы концлагеря? Смеялись бы они над ним так же, как та медсестра в медицинской школе?
Потом Томаса, словно темная тень, накрыло чувство вины. Его мать была такой красивой, гораздо привлекательнее любой из современных знаменитых актрис. Почему ему приходят в голову такие мысли?
Она бросит его, если узнает, что у него в голове.
– Я тебя люблю, мамочка, – сказал он.
Строго:
– Ты уверен?
– Да.
Глория Ламарк развязала кушак халата. Томас увидел ее груди – они были не такие упругие, как у Настасьи Кински, но зато гораздо больше, белее и мягче.
– Покажи мне, как сильно твой чу-чу любит мамочку.
Томас расстегнул брюки, приподнялся в кресле, спустил их, а потом спустил и трусы.
Мать стояла, оценивая его эрекцию.
– Доктор Ренни говорит мне, что я слишком много времени провожу дома. Ты хочешь, чтобы я последовала его совету, Том-Том? Ты хочешь, чтобы я занялась благотворительностью? Чтобы бросила тебя, как когда-то твой отец?
– Нет, пожалуйста, не надо, я этого не хочу, – пробормотал он.
– Твой чу-чу сейчас для меня, Том-Том? Или для Настасьи Кински?
Он медлил с ответом, пребывая в растерянных чувствах. Он хотел бы заниматься любовью с Настасьей Кински, но не хотел, чтобы мамочка бросила его, и… и…
