— Как это типично для него. Нет, ну это же надо, заставить тебя поменять фамилию на Лазар. Вот так условия наследования. Пф. Истинно по-викторовски. Всегда он манипулировал людьми.
— Да я, в общем, не возражаю, — терпеливо сказала Рейн. — Эта фамилия подходит мне больше, чем фамилия Хью.
Аликс развернулась, бросив рыться в шкафу, и нахмурилась:
— А ты изменилась, Лоррейн. Не знаю, откуда взялся этот спесивый всезнающий тон, но мне эта перемена ни чуточки не нравится.
Рейн пыталась привести в порядок спутавшиеся волосы.
— Мне жаль, что тебя это не устраивает но, боюсь, так будет и впредь.
— Ну вот, опять ты. Очередная заносчивая ремарка. Говорю тебе, я теряю терпение. — Аликс тряхнула своими роскошными медными кудрями и со вздохом повернулась обратно к шкафу, чтобы достать следующую вещь. — О Боже. Посмотри на покрой этого чуда. Dior, конечно. Этот мерзавец потратил целое состояние на одежду, и он выбросил эти деньги на тебя, просто выбросил. Жаль, что они мне малы. — Аликс с любовью посмотрела на себя в зеркало и провела рукой по своей ухоженной фигуре. — На пару размеров побольше, и они бы идеально на мне сидели.
— Ах, какая жалость, — пробормотала Рейн с непроницаемым видом.
Аликс подозрительно посмотрела на дочь:
— Не хами мне.
Рейн улыбнулась в ответ:
— Что ты, что ты, мама.
Впервые в жизни Аликс не сказала ничего против. Она поджала губы и бросила наряд, которым так восхищалась, на кровать.
— Ну знаешь ли, в том, что случилось, нет моей вины.
— Я знаю, — искренне ответила Рейн.
— Нет, не знаешь. Ты думаешь обо мне всякие гадости. Я даже догадываюсь, что Виктор мог тебе порассказать. Я не могу изменить прошлое. Я сделала много ошибок, но все ошибаются. Может, я была холодной и эгоистичной. Может, я была плохой матерью, но я старалась сделать все правильно, Лоррейн. Я не хотела причинить тебе боль.
— Но мне было больно, — сказала Рейн. — Хотя спасибо за попытку.
— Что ж, это уже кое-что. — Аликс села на кровать, сбросила туфли и устроилась позади Рейн. — Давай помогу с волосами.
Рейн хотела было отказаться, потому что Аликс никогда не была сильна в парикмахерском искусстве, но руки матери оказались на удивление мягкими и нежными.
— Расскажи мне, как это было, — попросила Рейн. Расческа в руке Аликс замерла.
— Сейчас, полагаю, ты знаешь уже почти все.
— Но не с твоей точки зрения, — отозвалась Рейн. Аликс продолжила расчесывать волосы дочери.
— Ладно. Виктор быстро сколотил состояние летом восемьдесят шестого, — начала она не спеша. — Я не знаю, как он добился этого, и, признаться, не желаю знать. Но мы жили на очень высоком уровне. И мне это нравилось. — Она замолчала, работая над упрямым локоном. Затем продолжила. — Питер был в депрессии все лето. Он говорил что это кровавые деньги, Он говорил, что мы трое должны бежать отсюда и выращивать лук да морковку где-нибудь в хижине. Напыщенная чушь. Я пыталась убедить его предоставить Виктору заниматься грязными делами. Но если уж Питер вбил что-то в голову… в этом, я думаю, ты очень похожа на него. Однажды он сказал мне. что собирается положить этому конец. Эд Ригз пообещал ему неприкосновенность, если он даст показания против Виктора.
— А ты пыталась отговорить его?
— Была такая мысль, — призналась Аликс неуверенно. — Я знала, что Ригз ко мне неравнодушен, и решила, ;, извлечь из этого выгоду.
— Ты рассказала все Виктору и соблазнила Ригза.
— Не суди меня. — Аликс повысила голос. — Мне казалось, что Виктор урезонит Питера. Раньше ему удавалось манипулировать братом. Я даже помыслить не могла, что кто-то пострадает. Я только хотела, чтобы все осталось как было.
— Это я могу понять, — сказала Рейн. — Пожалуйста, продолжай.
Волосы постепенно приходили в порядок.
— Остальное ты знаешь, — вздохнула Аликс. — Я понятия не имела, что Эд на такое способен. Он стал одержимым. Он хотел бросить жену и детей и бежать со мной. А потом…
Рейн подождала, но продолжения не последовало.
— Ну и? — подтолкнула она.
— А потом в один прекрасный день я вышла из дома и увидела, как он преследует тебя. Я как-то догадалась, что произошло. То, что ты, вероятно, все видела. Я увидела его лицо. Он сошел с ума. Он мог убить тебя.
— Да, я это помню, — прошептала Рейн. — Он почти преуспел.
— Я уже и не помню, что я ему сказала. Я разыграла дурочку, у меня всегда это хорошо получалась. Я представила все так, будто ты выдумываешь и преувеличиваешь. Мы стали для него смертельной угрозой. И единственное, что пришло мне в голову, это бежать оттуда со всех ног.
— И заставить меня забыть?
Аликс собрала волосы Рейн в хвост и прошлась расческой снизу вверх.
— И заставить тебя забыть, — подтвердила она. Она встала и обошла кровать, чтобы заглянуть дочери в глаза. — Я никогда бы не поверила, что Виктор может сделать что-то Питеру. Поверь мне, милая. Виктор обращался с Питером скорее как с избалованным сыном, нежели как с братом. Он любил его.
— Так сильно любил, что соблазнил его жену? Аликс вспыхнула:
— Рейн!
— Но это ведь так, разве нет?
— Это не важно, — отрубила Аликс.
— Открой мне тайну, мама, — сказала Рейн упрямо. — Кто мой настоящий отец? Виктор или Питер?
— Какое это сейчас имеет значение?
Рейн посмотрела на нее стальным взглядом:
— Уж доставь мне радость.
Аликс вздохнула и перевела глаза на расческу, которую все еще сжимала в руке. В какой-то момент ей можно было дать все ее годы.
— Не знаю, — ответила она устало. — Ступай в генетическую лабораторию, если тебе так интересно. В моей жизни это было сумасшедшее время. Кое-что я и вовсе не помню.
Рейн прислушалась к себе. За последние несколько недель ее здорово потрясло на ухабах. В голосе матери она услышала искренность, которую научилась распознавать. Это уже было чудом, и стоило благодарить ее за это. Она вздохнула и положила голову на плечо Аликс.
Это был такой не свойственный для нее жест, что Аликс замерла на секунду, а затем осторожно погладила дочь по голове.
— Знаешь, — заговорила Аликс, — сейчас действительно уже не важно, кто из них это был. — Она говорила так, как будто пыталась сама себя убедить.
— Да, ты права, — согласилась Рейн. — Уже не важно. Я потеряла их обоих.
Аликс неумело приласкала ее.
— Ну, у тебя все еще есть мать, — неловко сказала она. — Уж какая есть.
В дверях раздалось вежливое покашливание. Трогательный момент прошел.
