— Что это? — спрашиваю я, показывая руками на наше окружение.
— Не знаю, — говорит он, двигая узлом галстука вправо-влево. — Я знаю свою маленькую роль. И только. — Он наконец сходит с места и садится в свое кресло по правую руку от Дороти Гривз. Я возвращаюсь к финалистам.
Первым на сцену по лестнице поднимается один из премьерских телохранителей. Шагнув на паркетный настил, он останавливается и поворачивает голову на сто восемьдесят градусов, окинув взглядом из-под зеркальных очков нас всех, словно говоря: за вами следят, вы все у меня под колпаком, меня научили жить, опережая ваше время на пять секунд, что сделало меня достаточно нервным, чтобы выпустить в вас всю обойму, прежде чем вы успеете задумать какую-нибудь смуту. Потом он делает скользящий шаг вбок и прислоняется спиной к брезентовому заднику с напечатанными на нем эмблемами спонсоров. Там он и остается стоять, сцепив руки у лобка.
Затем сам Премьер. Он старше, чем показывает вам ТВ. Он выглядит на все свои сорок пять лет, и его телевизионные светлые волосы на деле оказываются бесцветными, говорящими лишь, что в детстве он и правда был блондином, что вы и так знаете по рекламным роликам, которые крутили в прошлую избирательную кампанию. Он небрежно помахивает рукой и улыбается той части толпы, где хлопают громче, удесятеряя этим их усилия. Всего тридцать девять процентов этих людей голосовали за него на последних выборах, но аплодируют сейчас все. За его спиной маячит Абсолютный Рекс, приглашающий его сесть.
Он сидит в другом от нас, финалистов, углу сцены. Рядом с ним, тоже полукругом, сидят представители спонсоров и комитетчики. Дороти Гривз — по левую руку от него, а пустое кресло Абсолютного Рекса — по правую. Когда он наконец усаживается, Абсолютный Рекс забирается на трибуну, и вынимает очки из нагрудного кармана своего гангстерского костюма, и встряхивает руками так, что похожие на черепаховый панцирь рукава задираются выше запястий, и медленно приглаживает руками свою знаменитую, неправдоподобно черную гриву. Потом наклоняется вперед, взявшись руками за края кафедры.
— Мои дорогие соотечественники, мужчины и женщины, — говорит он. — С Днем Австралии вас всех. Это не самое плохое место для жизни, правда. — Толпа отзывается одобрительными криками. С деревьев срываются встревоженные птицы.
Со стороны Сент-Килда-роуд доносятся звуки оркестра волынщиков. Прекрасные горские мелодии повисают в воздухе, наполненном запахами парада. Сладкая вата и конский навоз, хот-доги и пороховая гарь, человеческий пот и дизельные выхлопы, дезодоранты и духи — все смешивается в один букет порывами северного ветра.
За спиной Абсолютного Рекса, по оси белого брезентового задника с логотипами и эмблемами комитетских спонсоров висят шторы из ультрамаринового бархата. С правой стороны их свисает серебряная лента, за которую должен дернуть Премьер, чтобы шторы раздвинулись, открыв объективам телекамер флаг-победитель. Чуть ниже штор стоит на мольберте картонный чек размером с пляжное полотенце. На чеке красуются черные и золотые буквы и цифры. Шторы интригующе шевелятся на ветру. Теперь я замечаю, что галстук Абсолютного Рекса изготовлен из того же бархата, что и шторы. Что, на мой взгляд, совершеннейшая дичь. Что это должно сказать и кому? Или это лично и визуально связывает его с открытием окна в будущее?
Он наклоняется вперед, к толпе, еще сильнее. Пальцы его, вцепившиеся в края кафедры, побелели от напряжения.
* * *
— Но нынешний День Австралии, леди и джентльмены, посвящен не только земле, где расположена эта страна, не только многим, многим нашим достижениям, не только благодарности за блага, которые дарят нам эта прекрасная земля и наш собственный труд. Сегодня… такой день… когда мы сильнее, чем в любой другой, подтверждаем те обещания, что дали нации… себе самим и нашим братьям-австралийцам, обещания, что мы исправим, что осталось еще неправильного, и сделаем эту страну еще лучшим местом для жизни. — В толпе слышится треск аплодисментов. — Сегодня такой день, когда мы верим в обещания лучшего будущего. Сегодня такой день, когда мы смотрим друг другу в глаза и говорим: «Мы можем сделать все, как надо. Мы должны сделать все, как надо. Весь мир смотрит на нас. Весь мир хочет знать, возможно ли сделать такое». Леди и джентльмены, сегодня такой день, когда мы должны принять свою ответственность как австралийцы, принять свою роль пионеров будущего нашей цивилизации. Потому что… кто, если не мы? — На этот раз ему хлопают громче, и он присоединяется к аплодисментам, пока они не стихают.
— Кто, если не мы? — Голос его срывается от волнения. Он едва-едва справляется с весом тех слов, которые произносит. А может, он торгует идеями, и вот так выглядит процесс такой торговли. Он цепляется за кафедру, стискивает зубы, сдерживая слезы, делясь своими мыслями, своим искусством, своими эмоциями с братьями-австралийцами. Он держит паузу. Он дает своим словам проникнуть в души самых дальних или недалеких слушателей.
Премьер-министр то закидывает ногу на ногу, то снимает ее. Я вижу, как он заламывает бровь — раз, другой, и недовольно сжимает губы, и вытирает руки о штанину. У него неуверенный вид, словно его обманом заставили играть главную роль в дешевой мелодраме на порядок ниже его достоинства.
Абсолютный Рекс тем временем все взвинчивает эмоциональный накал, что заставляет меня думать, что ему делать и как себя вести в более значительных жизненных ситуациях. Эти торговцы, эти чтецы новостей, эти торговцы недвижимостью, грузовиками, легковушками, продавцы политики и Бога, эти люди, которые каждый день прислушиваются к настроениям и желаниям своих клиентов… куда им идти, когда разразится беда? Эти непризнанные актеры, каждый день изливающие перед нами свои эмоции, чтобы лучше продать нам мир. Целуют ли они своих отцов с той же страстью, с какой описывают великолепие викторианского дома с тремя спальнями? Делают ли жене, с которой прожили тридцать лет, ручкой с той же скорбью, с которой рассказывают о наводнении в Чили в шестичасовом выпуске новостей? Убеждают ли жену в искренности своей любви с той же дрожью в голосе, с которой проталкивают увеличение налогов? На каком языке говорят они в момент своей личной трагедии, если собственный язык они осквернили, торгуя своим товаром?
— …поэтому мы благодарны Премьер-министру, что он почтил нас своим присутствием, чтобы объявить победителя нашего конкурса. Но еще больше мы благодарны ему, что он разделяет нашу веру в то, что, объединив усилия, наши и его, мы сделаем завтрашний день лучше сегодняшнего… завтрашнюю Австралию лучше сегодняшней. Леди и джентльмены… австралийцы… позвольте пригласить к микрофону Премьер-министра Австралии.
Он сходит с трибуны, опустив взгляд и приглаживая волосы руками, словно буря эмоций у него в голове совершенно растрепала прическу. Теперь ему аплодируют все. Все совсем одурели вместе с ним. Бог мой, да он их всех окрутил. Они начинают вставать — сначала одиночки, потом все больше, семьями, рядами, всей толпой.
Они кричат, и свистят, и хлопают, и стучат по спинкам сидений, и заводят себя все сильнее, и скоро забывают, наверное, из-за чего кричали, и свистели, и хлопали, и стучали. Я смотрю на Абсолютного Рекса. Он все еще стоит, опустив взгляд, наслаждаясь реакцией аудитории.
