Она проболела почти целый месяц.
* * *
Чем ближе к Липне подвигался фронт, тем усерднее работала Гехайм-Полицай.
Почти каждый день кого-нибудь арестовывали; ни виселиц, ни публичных расстрелов, как в прошлом году, теперь никто не видел, но люди исчезали бесследно.
Так бесследно исчез шеф-агроном Анатолий Петрович Старов; никому в голову не могло придти, что этот человек, всецело занятый селецкионными опытами, мог иметь какое-то отношение к партизанам, но тем не менее, его вежливо пригласили… и на следующий день на его место был назначен агроном Волков из беженцев.
Шеффер сделал вид, будто ничего не случилось; Эрвина в ту пору в Липне не было, он приехал дней через пять.
Узнав об исчезновении шеф-агронома, он вспыхнул и бегом помчался в грозное учреждение; вернулся он оттуда хмурый и злой и на расспросы о Старове сквозь зубы ответил:» Цу шпет, эр ист шон вег!»
Венецкий нервничал, даже начал снова изредка курить. Сперва он курил только в отсутствии Лены, но однажды она его застала на месте преступления.
Он покраснел как школьник и поспешно выбросил папиросу.
— Извини меня, пожалуйста, как-то так вышло! — виновато пробормотал он.
Но Лена на этот раз не стала его ни упрекать, ни высмеивать.
Она подошла к нему молча, крепко обняла и прижала его голову к своей груди.
— Леночка, радость моя! Здездочка ясная!
— Сколько у тебя седых волос! — тихо сказала Лена, гладя его голову. — Скоро ты совсем седой станешь!..
— Тогда буду солиднее выглядеть, а то люди говорят, что я слишком молод для бургомистра! — пошутил Николай.
Но вскоре его ждало испытание, которое тоже прибавило ему немало седых волос.
В Городское Управление явился немецкий солдат и вежливым, но недопускающим возражения тоном пригласил бургомистра в Гехайм-Полицай.
В учреждении, из которого почти никто не возвращался, Венецкого встретил немец в чине обер-лейтенанта и переводчик с погонами фельдфебеля; около двери стоял еще один солдат.
Переводчик говорил по-русски чисто и правильно, хотя, конечно, до фон Штока ему было далеко.
Накануне в Липне, около самой станции, был подорван и спущен под откос состав с немецкими войсками и оружием. От взрыва сильно пострадали соседние дома, среди населения было несколько человек убитых и раненых.
О потерях среди немцев никто, конечно, русскому бургомистру не сообщал, но по всем признакам они были не маленькие.
— Кто взорвал поезд?
— Не знаю! — ответил Венецкий.
Обер-лейтенант подскочил на стуле и застучал кулаком по столу.
— «Нье знайю, нье знайю!» Вас ист дас «нье знайю»? — дальше последовали совершенно непонятные слова, пересыпанные ругательствами.
— «Не знаю» — дас ист: «их вайс нихт»! — спокойно сказал бургомистр, как будто его всерьез об этом спросили, и он с готовностью отвечает.
Неизвестно, понял ли обер-лейтенант насмешку, но рассердился и раскричался он пуще прежнего; переводчик несколько раз пытался вставить слово в его стрекочущую речь, но безуспешно.
Наконец, он выкричался и затих.
Тогда заговорил переводчик.
— Обер-лейтенант говорит, что бургомистр должен знать, кто это сделал!
— У меня никто разрешения взрывать поезда не спрашивал! — ответил Николай.
— Но поезд взорвали в Липне, а вы бургомистр Липни, вы должны знать своих людей!
— Своих-то людей я знаю, а вот люди, которые поезда взрывают, мне подчиняться не хотят, следовательно, они вовсе не мои: партизаны немецкого бургомистра не признают за начальство.
— Подождите! — прервал его переводчик. — Если это сделали не жители города, а партизаны, то все равно, в городе у них должны быть сообщники.
Венецкий только пожал плечами.
Переводчик передал его слова своему начальнику, и обер-лейтенант, который уже успел несколько успокоиться, долго что-то говорил. Венецкий напряженно вслушивался, стараясь хоть что-нибудь понять, но напрасно: ему еще не приходилось встречать немца, который говорил бы так невнятно; пришлось дожидаться переводчика.
— В городе есть люди, имеющие родственников среди партизан, — миролюбиво заговорил переводчик. — Эти родственники, конечно, им помогают. Нам очень трудно найти этих людей, но это необходимо. Много сообщников партизан помог нам выявить шеф-полицай Лисенков, но его население не любит, с ним откровенно не говорят; вы, напротив, пользуетесь большой любовью и доверием жителей города… Вам много легче было бы узнать, кто именно держит связь с партизанами…
Он приостановился, вопросительно глядя на бургомистра, но видя, что тот молчит, продолжал:
— Германское командование щедро наградит вас за услуги… Вы в чем-нибудь нуждаетесь?… Во всяком случае, вам выпишут военный паек. Мы знаем, что в Липне плохо с продовольствием. Шеф будет ходатайствовать о награждении вас орденом, если вы поможете нам изловить эту шайку…
Он замолчал и посмотрел вопросительно.
Тогда заговорил Венецкий, заговорил медленно, нарочито спокойным, даже безразличным тоном:
— Пять лет тому назад мне пришлось побывать в ГПУ… Вы знаете, что это слово означает? — Переводчик утвердительно кивнул головой. — Мне там тоже предложили тогда сотрудничать в качестве шпиона и провокатора… А, когда я отказался, мне пришлось потерять работу, уехать на другой конец России, чтоб скрыть свое прошлое, и вообще неприятностей было очень много, но о своем отказе я никогда не жалел… Переведите, пожалуйста, все дословно!
Переводчик перевел и перевел правильно: он говорил разборчиво, и Николай мог следить за переводом, но оба немца еще не поняли, почему бургомистру вздумалось рассказывать им совсем не относящиеся к делу события пятилетней давности.
— Да, ГПУ — неприятное учреждение! — посочувствовал переводчик. — Если вы будете помогать нам, вашу помощь сумеют оценить, как следует!
— Я за пять лет нисколько не изменился и по-прежнему в шпионы не гожусь, ни в советские, ни в немецкие, так что награждать меня не придется!..
Переводчик смутился.
— Подумайте! Ваш отказ может иметь для вас нехорошие последствия!
— Отказ пять лет назад тоже имел нехорошие последствия!..
— Подумайте!
— Я прошу вас перевести обер-лейтенанту слово в слово то, что я сказал! Иначе мне с ним придется объясняться самому, а я говорю по-немецки плохо!
Когда смысл слов бургомистра дошел наконец, до обер-лейтенанта, тот с криком вскочил и замахнулся, чтобы ударить в лицо нахального русского, посмевшего поставить на одну доску Гехайм-Полицай и советское ГПУ…
Но Венецкий успел перехватить его руку.
