Но, по неизяъснимой прихоти природы, он был еще жив… даже в полном сознании, смотрел широко раскрытыми глазами и даже слабо улыбнулся, увидав Лену.
— Хоро… шая… моя… это… хорошо… Так лучше… Умереть… и все… Умная бомба… — прошептал он еле слышно.
Лена приподняла его уцелевшую голову, прижала к груди и крепко поцеловала.
Его побелевшие губы чуть-чуть шевельнулись в ответ на этот прощальный поцелуй и стали холодеть, по лицу прошла легкая судорога, и голова его в руках Лены отяжелела.
Она смотрела на любимое лицо, на которое уже легла тень вечного покоя; глаза были открыты, но уже ничего не видели…
Лена не плакала, она сидела на земле, неловко подвернув ногу, положив на колени мертвую холодеющую голову Николая и перебирала пальцами его волосы. Она сама не знала, сколько времени так просидела…
Паника, вызванная бомбежкой, улеглась. Саперы начали наводить понтонный мост. Раненых немцев забрала санитарная машина; мертвых немцев взяла другая машина, с черным брезентовым верхом; раненых русских кое-как перевязали родные и соседи…
В стороне, под горкой, человек десять мужчин, в том числе Прохор Гнутов, рыли большую яму. Лопат нашлось только три, копали по очереди.
Когда солнце стало клониться к закату, они собрали мертвых и опустили в братскую могулу двадцать три человека; в их числе лег в землю бывший липнинский бургомистр Николай Сергеевич Венецкий.
Над могилой насыпали невысокий холмик. Гнутов подобрал доску, оторванную взрывом от моста.
Несколькими ловкими ударами топора он сделал из нее крест, потом намочил его и по мокрому дереву химическим карандашом написал двадцать три фамилии. Венецкого он записал первым.
Крест воткнули в рахлую землю.
— Ермолаич!.. Что с ней-то делать будем? — спросила Дарья, указывая на Лену, которая молча и безучастно сидела в стороне со сложенными на коленях руками. — Она как каменная стала…
— Оно и понятно!.. Такого человека потерять!.. Золотой человек был Сергеич!.. Ты ее, Даша, не трогай, ей словами не поможешь…
— А что же делать?
— Погоди!.. Я, кажется, придумал…
Прохор подошел к Лене и осторожно тронул ее за плечо.
— Михайловна! Мы их похоронили, теперь бы панихиду отпеть по ним, хотя самим, без попа… Пойдем-ка!
Глаза Лены оживились, она кивнула головой, молча встала и пошла к могиле.
— Начинай, Михайловна! Я все хотел вспомнить, как «Благословен еси Господи» поется, да начало забыл…
Лена запела. Ее голос звучал уверенно, ровно, спокойно, ровнее и спокойнее, чем когда-либо ранее…
— «Святых лик обрете источник жизни, и дверь райскую да обрящу и аз путь покаянием…»
Гнутов тоже пел, но его голос дрожал, прерывался, он смахивал рукой слезы.
— «Агнца Божия проповедавше, и заклани бывше, якоже агнцы, и к жизни нестареемей святии…»
К поющим присоединился резковатый дискант Дарьи и еще несколько не совсем уверенных голосов.
— «В путь узкий ходшие прискорбный, вси в житии крест свой, яко ярем вземшие…»
Толпа беженцев окружила группу поющих. Многие плакали.
Лена твердо и уверенно вела хор, ни разу не сбилась, не забыла ни одного слова; ее голос ни разу не дрогнул, ни разу не сорвался…
— «Несть свят, якоже ты, Господи, Боже мой»…
На востоке снова послышался зловещий гул самолетов.
— «Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею»…
— Летят! Опять летят!.. — послышались голоса, и многие побежали прятаться.
— «Со святыми упокой, Христе, души раб твоих»…
Грохот новой бомбежки покрыл голоса поющих. Лена не прервала панихиду, только запела громче; теперь ее поддерживал один Гнутов.
С противоположной стороны тоже вылетело несколько самолетов, и завязался ожесточенный воздушный бой.
— «Ты еси Бог, сошедший во ад, и узы окованных разрешивый»…
Понтоны, наведенные до половины реки, разлетелись в щепки; самолеты метались вверх и вниз в разные стороны, хлестая пулеметными очередями…
Лена опустилась на колени и склонила голову на могильный холмик; в панихиде произошла первая короткая заминка…
— «Во блаженном успении вечный покой!» — возгласил своим протодьяконовским басом Прохор.
Вечную память он пропел один. Лена молчала.
В сумерках никто не заметил, что на ее цветастом платке и клетчатой кофточке выступили темные пятна. Шальная пуля с самолета попала ей в затылок…
Гнутов осторожно приподнял ее и перевернул.
— Наповал убило! — проговорил он. — Сама по себе панихиду отпела, и пошла за Сергеичем следом!.. Знать, крепко они друг друга любили!.. Где лопата-то?
— Да что ты? Копали, копали, теперь опять перекапывать? — попробовал возразить один из беженцев.
— Лопату давай!
— Да опять же налетят… Уходить надо отсюдова!..
— А кто тебя держит? Уходи!..
Немецкие воинские части свернули по берегу в сторону, решив наводить мост где-то в другом месте. Беженцы тоже двинулись, кто вслед за немцами, кто назад…
Когда над местом неудачной переправы уже стояла почти круглая, кроваво-красная луна, Гнутов закончил свою работу и приписал на кресте, выше всех, двадцать четвертое имя Елены Михайловны Венецкой-Соловьевой.
Затем он пошел на берег и посмотрел на взбаламученную реку: широк и глубок был Днепр в этом месте…
И Прохор Гнутов запряг своих лошадей в уцелевшую телегу, собрал с помощью жены разбросанные вещи, взял вожжи в руки, посмотрел последний раз на могилу и решительно повернул свою подводу в обратную сторону.
