С самого начала Дэниел стремился выставить ее из Налгарры. Он видел ее насквозь, знал о ее детской влюбленности и пытался подкупить бесплатной поездкой, обедом, заботой о здоровье. Интересно, не он ли виноват в том, что на спасательном плоту была испорчена навигационная система? Живые картинки одна за другой появлялись перед мысленным взором Джорджии. Вот она тянется к нему после взрыва на «Сонтао», а он, опередив ее, уже на левом борту. Вот она стоит перед ним с опущенными руками, когда он приехал за ней к Маргарет. Только теперь Джорджия сообразила, что он ни разу к ней не прикоснулся. Вряд ли у него есть к ней какие-то чувства. Он все еще любит свою жену.
— Ты ведь знаешь, мне нельзя в тюрьму, — спокойно и как будто разумно проговорил Дэниел. — Не могу же я оставить Табби на попечение социальной службы, чтобы ее отдали в чужую семью. Сама понимаешь.
Только тут Джорджия осознала, какая опасность ей грозит. Табби. Он уже убил ради дочери — пустил Эми Робинс пулю в голову по пути в суд. Нет, Дэниел ни за что не отпустит ее живой. Ли неизвестно где, уехал навсегда, и только у нее одной хватит мужества свидетельствовать против Дэниела.
— Послушай, я хочу, чтобы мы поговорили и пришли к соглашению.
Ага, подумала Джорджия, как с беднягой Рогом, который изо дня в день живет в страхе перед убийцей и боится сказать лишнее слово.
— Выходи и поклянись, что никому ничего не скажешь и не позвонишь Крису Чеуну. Возвращайся в Сидней и забудь о том, что тут было.
Заманчивое предложение, подумала Джорджия. Сам сказал, что я собака, которая не отдаст кость. Ты не доверяешь мне ни на грош, и правильно делаешь.
— Швед обещал ничего не говорить. Он ждет тебя в доме. И барамунду он поймал для тебя, как обещал.
Ты врешь. Ты убил его. Ты убил Шведа.
— Пожалуйста, Джорджия. — Вновь послышалось шуршание листьев. — Я не причиню тебе зла. Обещаю.
Он подошел совсем близко!
— Ах вот ты где, я вижу тебя. Наверно, ты устала. Выходи, и я отвезу тебя в Налгарру. Не представляешь, как я волновался из-за тебя.
Ты не можешь меня видеть, это невозможно, слишком темно, слишком темно, темно — темно — темно.
— Выходи, Джорджия. Поехали домой.
Дерево, вот мой друг с колючей, словно трехдневная щетина, корой у меня под щекой, мой друг — это мое дерево.
— Джорджия, тебе нечего бояться.
Кора впитывает слезы. Слезы ужаса. Предсмертные слезы.
— Я не хочу, чтобы ты боялась. Пожалуйста, поверь мне.
Вновь послышался шорох, и треснула сухая ветка.
— Ну скажи на милость, зачем мне убивать тебя?
Голос как будто отдалился. Теперь он звучал в другой стороне.
Джорджия ощутила прилив адреналина в крови. Он не видит ее. Он учуял запах «Дита», и это всё. Он не знает, сидит ли она на дереве, лежит на земле, притаилась за кустами, а не то бы для нее все давно закончилось. Дэниел мог бы включить фонарик и найти ее за пару секунд, но он слишком хорошо ее знал и на случай, если она вооружена, не собирался подставляться под пулю.
— Думаешь, ты тут в безопасности?
Он больше не просил, и голос у него стал твердым, когда он вновь подошел к дереву. А Джорджия крепко-крепко зажмурилась, чтобы в темноте ее не выдал блеск глаз.
— Считаешь, если я тебя не вижу, ты в безопасности? Ошибаешься. Может, ты и читала Сунь-Цзы, но воин из тебя как был никудышный, так и остался. Ты выбрала для себя самое уязвимое положение, неужели тебе самой это не ясно?
Это у тебя уязвимое положение, потому что я на дереве, а ты на земле и рискуешь стать легкой добычей для крокодила.
— Неужели с тебя недостаточно? — Дэниел вновь перешел на просительную интонацию. — Неужели тебе не хочется выпить бокал хорошего вина и расслабиться?
Джорджия прижималась к дереву и мечтала, чтобы пришел крокодил и съел его. Пожалуйста, Беззубый, приходи, молила она. Тебе обеспечен отличный вкусный ужин.
Опять зашуршали листья.
— Давай, Джорджия, поехали домой.
Слева негромко затрещали кусты.
— Джорджия, это ты? Молодец. А теперь выходи, ты в безопасности, клянусь, сделай лишь шаг…
Опять послышался треск, на сей раз погромче, и Джорджия посмотрела вниз, не понимая, что там происходит, уж слишком темно…
— Иди, Джорджия, потихоньку, осторожно, ты в безопасности…
От оглушительного треска в кустах Джорджия открыла рот и глубоко вдохнула воздух, но не закричала.
Опять треск, сломалась ветка. Мужчина фыркнул.
Тишина.
У Джорджии быстро забилось сердце и голова закружилась оттого, что она вертела ею, не понимая, кто и с кем сражается внизу.
О господи. Неужели до него добрался крокодил? О господи.
Потом внизу будто что-то протащили.
Джорджия дрожала, обливалась потом, тяжело дышала и еще крепче прижималась к дереву.
Тишина.
— Джорджия! Ты здесь? Как ты?
У Джорджии перехватило дыхание.
— Я уложил его. Вроде готов. Тоже мне, воин. Не воин, а вояка.
— Швед? — прохрипела Джорджия.
— Ну да. А ты всерьез думала, будто я брошу тебя одну с этим придурком? Когда раздались выстрелы, я повернул лодку обратно… Он и в меня выстрелил пару раз, но я же не дурак. Зачем подставляться? Я нашел тебя и ждал, когда он тоже тебя найдет. Все время следил за тобой. Ты отлично держалась.
Джорджия услышала, как он кашлянул.
— Но я не смотрел, когда ты, ну, сама знаешь… Правда не смотрел.
Это когда она писала. О господи, господи.
— Тебе ничего не угрожает. Здесь только я один, никаких крокодилов, совсем никого, кроме меня. Хочешь спуститься?
Ну да, да, да. Она изогнулась и ногами обхватила ствол, а руками уцепилась за ветку.
— Сюда. Я внизу. Не бойся, я тебя поймаю. О нет, подожди, Джорджия, повиси еще немножко…
Швед щелкнул фонариком и посветил вверх. Но даже с фонариком спуск занял довольно много времени. У Джорджии затекли руки и ноги, и поначалу она их не чувствовала, но пока спускалась, кровь вновь потекла по жилам и все тело будто запело, радуясь жизни.
Когда Джорджия спрыгнула на землю, у нее подогнулись колени, однако Швед подхватил ее, не дал упасть, и она прижалась к нему.
— Ты потрясающий, ты удивительный, — проговорила Джорджия, то ли плача, то ли смеясь. Она наслаждалась чудесным освобождением от страха. — Швед! Я зацелую тебя до смерти!
— Нет-нет, только не это, — сказал он, усмехаясь.
— А я боялась, это крокодил!
— Отличный комплимент. Они ведь очень преданы своему потомству, терпеливы, осторожны и хитры как черти. — Он показал фонариком на Дэниела. — Не то что этот вояка. Подонок, решил, что одолеет нас.
