фонтаны земли, огня, а сарай, точнее одна стена что от него осталась, накрыло дождём осколков.
Я тащил Франца за его же рюкзак, в ноге у него торчал осколок размером с длинный нож, он орал, умолял его вытащить, но я знал, что нельзя, он истечёт кровью.
Когда я втащил его в расположение батальона, он светился счастьем, он чувствовал, что это не смертельно, он предвкушал тёплую постель и крепкий сон, его ждал госпиталь.
-Франц, дружище, ты выбрался, обещай, что если окажешься в Варшаве, а может где и получше, то обойдешь все бордели и выпьешь всю польскую водку какую найдёшь, за нас двоих, он молчал и улыбался, силы его покидали.
Роты больше не было, вторая рота официально умерла, а Франца не отправили в госпиталь, его ждал нож хирурга и фельдшерская палатка в нашем ближайшем тылу. Пора длинных отпусков прошла, Рейху нужны солдаты.
Позже, Франц мне сказал, что если бы знал, что так получится то отпилил бы сам этим осколком себе ногу. Через неделю мы поняли, что, если бы он так сделал это была бы паршивая идея.
Одного из «стариков» из третьей роты, который кормил клопов уже второй год в окопах, отправили в дисциплинарный батальон, когда фельдшеру не понравилось его ранение и он посчитал, что он сам вогнал штык себе в бедро, а не пострадал в схватке с Иванами. Армейских эскулапов трудно провести, они даже по углу, с какого нанесено ранение, могут определить его характер и природу. Из дисциплинарного не возвращаются, там воюют трижды проклятые. Мы с Францем точно такого не заслужили.
Ещё слышали о случае, когда рядовому хватило три дня на фронте, чтобы морально сломаться. Он нашёл деревенского мальчишку из местных, которого соблазнил буханкой хлеба и пообещал отдать мальчику хлеб, если он выстрелит рядовому в руку с небольшого расстояния. Мальчишка перестарался и промахнулся, а может шлёпнул этого дурака умышленно, пуля попала не в руку, а в грудь. Мальчика повесили, а рядового закопали. Реалии фронта, где все ещё по-прежнему ненавидят врага, но воевать уже устали. Дома и в тепле ненавидеть проще, чем здесь, когда твоя ненависть, отражается как от зеркала и обращается в пули, летящие в тебя.
Отступление и снова марш, сапоги и форма давно пришли в негодность, грязь, пот и соль превращают в тлен не только плоть, но и любую ткань и даже крепкую армейскую кожу. При налётах авиации красных можно полежать в кювете и отдохнуть. Наш полк слили с соседним, снова появилось обманчивое ощущение, что нас много, да и чёрт с ним, главное есть с кем поболтать.
Война довольно однообразная и рутинная штука, тем более, когда отступаешь, умение убивать на войне не только других людей, но и время – великая штука и полезный навык. Наш ротный Шуце Кройф недавно показывал фото своей мамы, я сказал, что если Кройфа убьют, то я приеду и женюсь на его матери, Кройф обиделся. Может маму жалко, а может загрустил, что убьют. Не понять этих оборванцев из Силезии.
Что им нужно, живи и радуйся. Гуляешь по Европе, отступаешь в обществе таких замечательных людей, дороги перед тобой открыты, только вперед нельзя, а назад всегда можно. Если есть санкция начальства, то можно даже не идти, а бежать в припрыжку. Всё что душа пожелает: эрзац маргарин, эрзац суп в пакетике, эрзац сон, армия, которая тоже становится с каждым днём всё больше похоже на эрзац, думать почти не надо, всё происходит быстро. Всё очень просто: сказали – стреляй, стреляешь, сказали- беги, бежишь, сказали – умри, умираешь.
Франц теперь в привилегированном положении, как легко раненный и неокрепший, он едет в грузовике, а значит, будет в следующем населенном пункте быстрее меня и возможно займёт и для меня местечко потеплее.
Я рад, когда мы наступали, то с каждым шагом я становился ближе к смерти, а не к победе, а сейчас чем ближе наше поражение, тем ближе я к дому. На этой сумасшедшей войне и логика сумасшедшая.
«Конец сентября 1944 года. Германия, мирный город Майнц».
-«Я скажу тебе, что такое Восточный фронт, я дам тебе его почувствовать!!!» -Орал Франц и бил этого сосунка руками и ногами, бил жестоко, со знанием дела. Все мои попытки остановить его не имели успеха, только когда с последним ударом у парня вылетела пара передних зубов, а я уже орал:
-Франц, оставь его, сейчас здесь будут жандармы…
Только тогда Франц остановился и
