тут ли он, живой ли. Я ее понимала»[661]. Теперь, наконец, в первый раз с момента прощания девять дней назад, они могли остаться наедине. И вместе идти дальше, понимая, что ничто в их жизни уже не будет прежним.
А ведь все могло обернуться совсем не так. Где-то в чемодане в запечатанном конверте до сих пор лежало письмо, которое он написал Валентине на тот случай, если не вернется. Теперь оно уже не нужно. Он обогнул Землю и видел звезды. Он видел ночь и видел, как навстречу его маленькому кораблику несется новый день. Он видел невозможную красоту атмосферы, которая делает жизнь на Земле возможной, он видел также, как она невероятно тонка. Он видел это все.
И он вернулся.
Эпилог
Финал
Середина апреля – май 1961 года
Если бы кто-нибудь мог просто сказать мне, как их догнать. Мне безразлично, кто это будет, хоть швейцар, лишь бы он знал как.
Президент Джон Кеннеди, 14 апреля 1961 года[662]
В тот самый день, когда Москва отмечала полет Гагарина самыми масштабными празднествами в своей истории, 14 апреля 1961 года, за 8000 км от Москвы, в Вашингтоне, проходило кризисное совещание. Когда Гагарин с Валентиной возвращались с блестящего приема в Кремле, а улицы были все еще запружены гуляющими, Кеннеди заседал со своими советниками в Белом доме. Он заметно отличался от человека, которого все видели на пресс-конференции двумя днями ранее: он не колебался и не уходил от ответов, а был откровенно встревожен. На этот раз не было никаких разговоров о проектах опреснения морской воды. «Если бы кто-нибудь мог просто сказать мне, как их догнать, – сказал он. – Мне безразлично, кто это будет, хоть швейцар, лишь бы он знал как». И повторял все время: «Можем ли мы вырваться вперед? Есть ли какое-то место, где мы можем их догнать? Что мы можем сделать?»[663]
Один за другим сидевшие за прямоугольным столом начали предлагать варианты. Среди приглашенных были и руководители NASA – администратор Джеймс Уэбб и его первый заместитель Хью Драйден. Оба они теперь, после триумфа Гагарина, оказались в центре бури общественного гнева и обвинений. Еще одним участником был Джером Визнер – назначенный Кеннеди советник по науке, скептически относившийся к проекту Mercury. Присутствовал также Дэвид Белл, бывший морской пехотинец, возглавляющий сейчас Бюджетное управление и фанатично следящий за происходящим. Были рассмотрены различные варианты решительного рывка: строительство более крупных ракет, запуск большего числа спутников, ускорение работ по проекту Mercury… Даже доктор Визнер, «вжавшийся в свое кресло так, что его голова, кажется, находилась на уровне стола», как писал репортер Time Хью Сайди, также присутствовавший на совещании, мрачно признал, что полет Гагарина устранил наконец многие его опасения насчет пилотируемых космических полетов. Кеннеди слушал – он был известен своей способностью внимательно выслушивать, – но ни один из тех вариантов, которые прозвучали, не был достаточно амбициозен. Требовалось нечто большее, что-то масштабное, способное захватить внимание всего мира и восстановить политическое и идеологическое превосходство Америки.
Что-нибудь вроде полета на Луну.
У NASA уже имелась долгосрочная программа, предусматривавшая пилотируемые полеты к Луне, – называлась она Apollo по имени греческого бога, ездившего по небу в золотой колеснице. Однако эта довольно неопределенная программа рассматривалась как далекая и ошибочная авантюра. По существу, Кеннеди едва не задушил ее на корню в ходе последнего раунда сокращения бюджета NASA. Теперь же она всплыла и внезапно снова оказалась на столе. Но сколько, спросил Кеннеди, это будет стоить? Драйден привел ему кое-какие приблизительные оценки. Эта программа могла обойтись в $40 млрд – приблизительно $345 млрд в ценах 2021 года – невообразимо громадная сумма, которая, если верить Сайди, привела Дэвида Белла в состояние «безмолвного ужаса». Драйден добавил, что пришлось бы присвоить ей статус чрезвычайной программы, аналогичной Манхэттенскому проекту, в результате которого во время Второй мировой войны была создана атомная бомба. Он не стал уточнять, что в конечном итоге лунная программа может обойтись в 10 с лишним раз дороже, чем бомба[664]. Не сказал он и о том, что после таких вложений она может и не дать результата. Потребуются годы на разработку техники. Расстояние от Земли до Луны составляет 380 000 км – это по крайней мере неделя на путешествие туда и обратно. Пока же достижения людей в освоении космоса составляли один виток вокруг планеты, совершенный за 106 минут. К тому же принадлежали они русским.
Тени на газонах за окнами кабинета становились длиннее, а люди внутри продолжали обмениваться аргументами. Полет на Луну! Звучало фантастически, но производило сильное впечатление. Кеннеди никогда не проявлял особого энтузиазма в отношении космоса, по крайней мере с того момента, как стал президентом. Но времена изменились. Возникла чрезвычайная ситуация национального масштаба. Сайди видел, что президент впервые «почувствовал вкус вызова». И все же – $40 млрд? Кеннеди не переставал постукивать ногтем по зубам – было хорошо известно, что у него это признак стресса. Он то и дело проводил рукой по волосам – «мучительно», пишет Сайди. Вновь и вновь он возвращался к одной и той же теме. «Цена, – говорил он. – Вот что меня смущает». Он встал и подошел к окну, затем после долгой паузы вновь обернулся к столу. «Когда мы будем знать больше, я смогу решить, стоит оно того или нет», – сказал он.
Это был просвет, хотя еще и не зеленый свет. Впрочем, не исключено, что за беспокойным постукиванием по зубам и мучительным приглаживанием волос пятерней крылось нечто большее, чем президент позволял увидеть окружающим. На совещании он помалкивал о том, что в это самое время – и пока на улицах Москвы пели и ликовали толпы народа – шесть кораблей с обученными ЦРУ людьми из Бригады 2506 вышли из Пуэрто-Кабесас в Никарагуа и направились к заливу Свиней на Кубе с целью вторжения на остров и ликвидации его президента Фиделя Кастро. Все неожиданно сошлось во времени.
Вторжение обернулось катастрофой.
Бомбардировка началась через несколько часов после совещания в Белом доме на рассвете в субботу 15 апреля[665]. 17 апреля бригада попыталась высадиться на берег, а к вечеру среды 19 апреля, меньше чем через пять суток после начала, операция провалилась. Несмотря на публичные опровержения Кеннеди, новостные издания стали кричать о неминуемом вторжении, организованном ЦРУ, за несколько дней, если не недель, до того, как первый кубинский контрреволюционер ступил на этот берег. Результатом, по словам пресс-секретаря Пьера Сэлинджера, стала «наименее тайная военная операция в истории»[666]. Бойцов бригады, оказавшихся в ловушке на месте высадки, раз за разом утюжили снарядами и пулями быстро поднятые по тревоге самолеты, танки и войска Кастро. Положение бригады ухудшалось, и руководители ЦРУ убеждали президента Кеннеди дать добро на американские авиаудары как единственный способ изменить ситуацию. Но Кеннеди отказался. Авиаударов не было. Опасность эскалации была слишком велика – сам Хрущев, еще не остывший после победы с Гагариным, прямым текстом сказал президенту, что, если американские силы вмешаются, СССР «окажет кубинскому народу и его правительству всю необходимую помощь»[667]. Последствия, предупреждал Хрущев, могут «привести мир к военной катастрофе».
Этой угрозы оказалось достаточно, 114 кубинских боевиков[668] были убиты, а остальные взяты в плен. Кроме того, в последующие несколько месяцев были казнены сотни политических оппонентов режима. Неудавшееся вторжение не только не устранило Кастро, оно укрепило его власть и подтолкнуло в объятия Хрущева – да так, что вскоре этот альянс поставил сверхдержавы на грань ядерной войны. Но пока триумф Хрущева был полным. Всего за одну неделю он показал всему миру, на что способны советская мощь, техника и влияние. Оказалось, что Советы могут послать человека в космос, остановить вторжение и унизить Америку.
И унизить американского президента. Те дни в середине апреля, писал Пьер Сэлинджер, были «самыми мрачными, на моей памяти, в Белом доме»[669]. Всего неделю назад он наблюдал, как Кеннеди запинался на пресс-конференции в день полета Гагарина, а теперь стал свидетелем
