лестнице и засунув руки в карманы джинсов. При виде его сердце замирает в груди, как это всегда бывает. Мне становится интересно, как долго мы должны быть вместе, чтобы это перестало происходить. И перестанет ли вообще.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, когда слышит мои шаги, и его взгляд мгновенно падает на камеру.
— Я заметил, что ты не так часто фотографируешь, — тихо говорит он, поднимая на меня глаза. — Мне стало интересно, почему. Я думал, что ты точно будешь все фотографировать.
— Я была занята. — Я прикусываю губу, глядя на камеру. По правде говоря, я не была уверена, что хочу запечатлеть эти моменты. Не потому, что я не была счастлива, а потому, что, несмотря ни на что, здесь были самые счастливые моменты моей жизни. И скоро они уйдут.
Я фотографирую вещи, чтобы сделать непостоянное постоянным. Но я не знаю, хочу ли я оглядываться назад и вспоминать то, что у меня было раньше.
— Пойдем, — бормочу я, сдерживая жар, пылающий в глазах. — Я покажу тебе все вокруг.
Я веду Габриэля по дому, по пути делая снимки «после». Я показываю ему новые раковины, установленные на кухне, длинный обеденный стол из мясницкого бруса, который доставили вчера, и железные ручки шкафов, которые мы заменили. Я показываю ему перетянутую мягкой тканью мебель в каждой комнате, плитку, которую мы поменяли, и ту, которую удалось сохранить, новые шторы в гостиной и библиотеке, тщательно вычищенные и реорганизованные полки. Я чувствую, как он напрягается, когда мы доходим до библиотеки, и сосредоточиваюсь на фотографировании, немного боясь взглянуть на него. Я уверена, что если я это сделаю, то мы окажемся на одном из этих диванов со свежей обивкой. Воспоминания о том, что мы делали в этой комнате раньше, слишком близки.
— Вы проделали потрясающую работу, — тихо говорит Габриэль. — И ты, и Агнес. Вы вдохнули в дом новую жизнь, не потеряв при этом ни капли истории. Это все еще тот дом, в котором я помню, как рос, только обновленный.
Я не могу не улыбнуться.
— Именно этого мы и хотели. — Я жестом указываю на темно-зеленые обои с тонким виноградным принтом на дальней стене библиотеки, обрамленной другими светлыми стенами. — Сесилия выбрала обои. Она выбирала цвета для многих вещей. Мне кажется, у нее есть к этому талант.
— У тебя тоже. — Габриэль смотрит на меня, и мое сердце замирает в груди. Я знаю, о чем он думает — о том, что я буду делать после всего этого. — Может быть, у тебя есть будущее в дизайне дома.
— Именно об этом я и подумала. — Я стараюсь, чтобы мой голос оставался легким, но это трудно. Я слышу тяжесть в его голосе, и у меня такое чувство, что я знаю, что он собирается сказать, еще до того, как это вырвется из его уст.
— Я нашел покупателя, Белла.
Даже если я подозревала, что он собирался сказать именно это, это поражает сильнее, чем я могла предположить. Окончательность его слов ощущается как удар, как будто я не осознавала, как сильно надеялась на сказочный конец всего этого, каким бы маловероятным он ни был, пока реальность не ворвалась и не дала мне пощечину.
— Когда…
— Утром я лечу в Рим, чтобы встретиться с покупателем. — Габриэль тяжело вздохнул, засунув руки в карманы. — Я оставлю большую часть охраны здесь, с тобой и детьми, на всякий случай. А когда я вернусь…
— Мы вернемся в Нью-Йорк. — Я тяжело сглотнула. — Габриэль…
— Я знаю, что это значит. — Он поджимает губы. — Ты найдешь свое собственное место, и… это будет все. — Он смотрит на меня, и его лицо так тщательно закрыто, что я не могу прочесть на нем никаких эмоций. — Я сдержу свое обещание, Белла. Ты не должна об этом беспокоиться. Если ты хочешь развода, я дам тебе его. Я не буду заставлять тебя оставаться со мной.
— Я знаю. — Я отвожу взгляд, не зная, что сказать дальше. Какая-то часть меня, которая, как я знаю, нелогична, наполовину хочет, чтобы он попытался заставить меня остаться. Это бессмысленно, потому что именно его доброта, его терпение, его уважительное отношение, его готовность позволить мне быть тем, кем я хочу быть, не принуждая меня ни к чему, заставили меня чувствовать то, что я чувствую к нему.
Это заставило меня… полюбить его.
Но в то же время я хочу знать, что он чувствует ко мне. Его поступки говорят одно, а слова — другое. И какая-то часть меня хочет, чтобы он посмотрел на меня и сказал, что не отпустит меня.
— Ты все еще этого хочешь? — Его голос звучит тихо, и я хотела бы знать, что он хочет от меня услышать. Хотела бы я знать, что, если я открою ему свое сердце, он отдаст мне свое взамен. Но я слишком боюсь рисковать, не зная наверняка. Потому что каждый раз, когда я думаю об этом, все, что я могу вспомнить, это Габриэля в самом начале, который совершенно искренне говорил мне, что у нас может быть хоть что-то вместе, только если я пойму, что у этого нет будущего. Что любовь — это не то, что ему интересно исследовать, никогда больше.
— Я хочу… — Мое горло сжалось. — Да. — Я произношу это слово с усилием, глаза горят. Скажи мне, что ты не хочешь этого, — безмолвно кричу я. Скажи мне, что ты хочешь попробовать. — Это то, чего я хочу.
Впервые в жизни я солгала Габриэлю. Но я не знаю, что еще сказать. Он даст мне все, что я захочу. Он останется в этом браке по расчету, если подумает, что я хочу, чтобы защита и безопасность продолжались, если подумает, что я не хочу бросать детей. Он будет продолжать затягивать эту чехарду во имя того, чтобы сделать меня счастливой, даже если это разлучит нас обоих.
Это не может сработать. Не так.
Габриэль медленно кивает.
— Я обещал тебе, — тихо говорит он. — Но…
Пожалуйста… Мое сердце прыгает в груди, ожидая, что он скажет. Ждет, когда он скажет мне, что не хочет, чтобы я уходила.
— Еще одна ночь, Белла — говорит он, его голос все еще низкий, и когда его глаза встречаются с моими, они полны такой тоски, что мое сердце сжимается, как будто его сжимают в кулак. — Прежде чем я уеду завтра. Еще одна ночь здесь, вместе. Там, где мы поженились. Там, где мы были… — Он прерывается, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, желание и разочарование борются
