Когда Филипп был маленьким, он обожал наблюдать, как золотая проволока послушно свивается в затейливые спирали или улитки, и всегда просил разрешения нажать кнопку движка, изготовленного дедом Юрой.
Остальная обстановка подбиралась исходя из принципа минимализма и функциональности, не предусматривающего никаких вазочек или салфеточек: мало мебели – много солнца.
С чашкой кофе Филипп вышел на открытую террасу, мягко окутанную вечерними сумерками. Солнце еще не совсем сошло с небосвода, вспарывая синь горизонта тонкой бордовой полосой. Песней ветра шуршали листья старого каштана в соседском дворе. Между глотками кофе он набрал номер Тессы, чтобы обсудить приглашения на бракосочетание, но ее телефон по ту сторону океана был недоступен.
Санкт-Петербург, 2014 год
Офис Школы лидеров располагался в стеклянном кубике бизнес-центра, выстроенного современно, неброско и солидно. Зеленая ковровая дорожка мягко глушила шаги клерков, с деловым видом снующих по коридору. Девушка на высоченных каблуках несла в охапке кучу бумаг. Около кофейного автомата нетерпеливо переминалась толстуха с красными бусами.
Дверь с золотым логотипом Школы лидеров была в самом конце крыла, рядом с небольшим фонтанчиком в окружении настоящих пальм. Евгений Борисович ненавидел все искусственное. Прежде чем войти, Аглая представила, что прямо сейчас, в эту секунду, на нее с небес смотрит Сергей Дмитриевич. Быть вдвоем уже легче.
Секретарша Наташа, усиленно стучавшая по клавиатуре компьютера, подняла голову:
– Привет, Аглая! Хорошо, что ты пришла, – она показала глазами на кабинет Евгения Борисовича, – он очень сердился на тебя за срыв графика. Завтра занятие Школы, а я не успеваю позвонить в типографию. Кроме того, тебе привезли новое платье, обалденное! – Наташа гримасой изобразила восторг. – А еще Евгений Борисович сказал, что надо расторгнуть договор с Домом культуры и арендовать концертный зал. Кофе хочешь? У меня кофеварка заправлена.
Когда Наташа говорила, ее пальцы продолжали печатать, аккомпанируя коротким, рубленым фразам. На ней было черное шелковое платье с крохотным белым воротничком, что делало ее похожей на учительницу дореволюционной гимназии, как того требовал дресс-код Школы лидеров. Шикарные наряды предназначались только для сцены.
У Аглаи тоже было форменное черное платье, но она нарочно выбрала джинсы и футболку.
– Я увольняюсь, – сказала она Наташе и, не дожидаясь ответа, шагнула в кабинет Евгения Борисовича.
В темно-синих вельветовых брюках и кофейном поло с расстегнутым воротом, он полулежал в широком кресле и вполголоса репетировал речь для следующего собрания.
– Итак, друзья, возьмемся за руки, чтобы через нас потек поток силы, и хором скажем: «Мы лидеры, мы сметем со своего пути все препятствия!»
Увидев Аглаю, Евгений Борисович резко встал:
– Могла бы позвонить. Я уже хотел послать за тобой Наташу, – его взгляд пробежался по Аглаиной одежде: – Ты почему не в форме?
– Евгений Борисович, я пришла сообщить, что больше не буду у вас работать.
Чтобы голос звучал твердо, Аглая дома повторила эту фразу несколько раз, пока она не впечаталась в сознание.
Она увидела, как плечи Евгения Борисовича закаменели, а шея налилась краснотой.
Вперив в нее пронзительный взгляд, он тяжело задышал, и не успела Аглая опомниться, как ее лицо оказалось зажато в клещи его ладоней.
– Повтори, что ты сказала?
Евгений Борисович стиснул руки, и Аглая поняла, что ее голова сейчас лопнет. Не имея возможности вырваться, она застыла в нелепой позе на носочках, потому что он тянул голову вверх, словно хотел оторвать от туловища.
Ей было и больно, и страшно, но ярость брала верх. Аглая с силой пнула его ногой прямо в колено, обтянутое тонким вельветом.
– Я от вас ухожу!
Евгений Борисович громко выругался:
– Сначала сдохнешь! От меня так просто не уходят.
Он резко разжал руки, и Аглая едва удержалась, чтоб не упасть. От звона в ушах слегка подташнивало, но, главное, – ушло чувство страха, которое беспокоило перед тем, как она решилась сказать об уходе.
– Я думала, мы расстанемся по-хорошему! – отличная реакция помогла ей уклониться от пощечины.
В гнетущем пространстве, наполненном тяжелым дыханием Евгения Борисовича, они стояли друг напротив друга и выжидали, кто раньше шевельнется.
Евгений Борисович первым отвел глаза, борясь с желанием повалить ее на пол и пинать, пока она не начнет ползать у его ног и лизать ботинки. Чтобы взять себя в руки, ему пришлось припомнить занятия по психологии в Американском университете демократии, где слушателей учили технике ухода от конфликтных ситуаций.
– Вы сможете раздавить противника позже, – ощерясь искусственной улыбкой, поучала пышногрудая блондинка-профессорша. В отличие от поляка, соседа по кампусу, который во все глаза пялился в вырез профессорши, он тщательно записывал методику тренинга.
Концентрируя дыхание на диафрагме, Евгений Борисович сделал глубокий, спокойный вдох и выдох, дождался, когда расслабятся мышцы лица, и только потом сказал:
– Запомни, Мезенцева, с этого момента ты покойник.
* * *
– Никита, не бросайся песком, ты попадешь Оле в глаза, – сказала Аглая и встала со скамейки, чтобы пересчитать детей. Катя, Сережа и Боря катали машинки по столу в беседке. Лера и Юля менялись куклами. Пять человек сидели в песочнице. Двойняшки Бубновы пинали друг другу мяч. Таня и Ира качались на качелях. Новенькая девочка Анжела Баранова гонялась за мальчиками и осеняла их розовой волшебной палочкой с пластиковой звездой на конце.
На дневную прогулку вышли с пятиминутным опозданием, как частенько случалось после занятий по изодеятельности. Сегодня делали объемную аппликацию лубяной избушки для картонного зайца. Для бревен надо было накатать бумажные трубочки, а потом аккуратно выложить из них сруб домика. Самые ловкие успели дорисовать около избушки дерево и приклеить на него яблоки из пенопластовых шариков.
Убедившись, что прогулка идет своим чередом, Аглая встала с краю площадки, чтобы держать детей в поле зрения. Зверски хотелось спать и плакать. После ухода из Школы лидеров она постоянно находилась в состоянии приговоренной к смерти. Ночью, лежа без сна, вслушивалась в тишину, в которой витали слова, сказанные с тихим бешенством: «С этого момента ты покойник». Представить себя трупом оказалось несложно. Воображение рисовало убийцу на пороге квартиры, смотрящего на нее с жуткой усмешкой, растянутой от уха до уха.
Жить на первом этаже было страшно, потому что хлипкие решетки с проржавевшей основой служили скорее психологической преградой, чем реальной защитой. Каждый шорох за окном вызывал дрожь, от стука шагов за дверью начинало неистово колотиться сердце.
Что ее хранило? Только милость Божия.
В детском саду, среди людей и веселой суеты, страх ненадолго отпускал.
Аглая знала, что Евгений Борисович может быть опасным, как дикий зверь, но прошло две недели, а ее никто не побеспокоил. Телефон молчал, если не считать
