Берут тоже встал со стула.
— Прошу вас, товарищи, проходите, — сказал Сталин, указывая на дверь своего кабинета, которую уже успел распахнуть Хрусталев.
Они остановились посредине кабинета. Все втроем. Сталин почувствовал, как учащенно забилось его сердце.
— Ну… как? — спросил он, стараясь заставить свой голос звучать спокойно.
— Мы посоветовались со всеми членами делегации, товарищ Сталин, — произнес Берут в глубоком волнении и на мгновение умолк.
— И что же? — нетерпеливо спросил Сталин.
— Мы настаиваем на границе по Одеру и западной Нейсе, — ответил Берут, делая ударение на слове «западной».
— Вся делегация?
— Весь польский народ…
Сталин слегка развел руками и опустил голову.
— Товарищ Сталин, поймите нас, — с необычной для него горячностью снова заговорил Берут, — мы понимаем, какие создаем для вас трудности и чем для всех нас может обернуться срыв Конференции! Более того, мы не удивимся, если вы скажете или только подумаете, что из-за упорства поляков не удастся закрепить результаты великой Победы Советского Союза. Предвидим, как этим будут разочарованы советский народ, Советская Армия, которая бок о бок сражалась с нами за освобождение Польши. И все же… прошу вас, поймите, мы не можем отказаться от западных земель. Они наши! В этих землях могилы наших предков. Именно на этих землях фашисты еще в мирное время начали истреблять поляков, топтать историю Польши, требовать, чтобы мы забыли польский язык! И вот теперь… Нет, товарищ Сталин, мы не можем. Мы настаиваем на нашей законной границе!..
Он умолк. Молчали Роля-Жимерский и Сталин.
В наступившей тишине из сада донесся резкий птичий крик. Он был настолько громким, что головы всех троих невольно обернулись к окну.
— Это сова, — сказал Сталин. Перевел взгляд с окна на поляков, все еще стоявших посреди комнаты, и произнес на этот раз в глубокой задумчивости: — Сова Минервы вылетает в сумерки.
Он чувствовал острую физическую боль в сердце, но превозмог ее усилием воли, подошел вплотную к полякам, стал между Берутом и Жимерским и объявил им, чеканя каждое слово:
— Хорошо. Я согласен. Мы будем и впредь отстаивать новую польскую границу. Чего бы это нам ни стоило. Границу по Одеру и западной Нейсе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
«БОМБА» ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ
На другой день, 30 июля, заседание Конференции тоже не состоялось. И «подземные тектонические взрывы», казалось, достигли своей высшей точки.
С утра в разные концы Бабельсберга помчались машины. Они неслись без эскорта мотоциклов, без «виллисов» с охраной. По флажкам было видно, что эти автомобильные гонки как-то связаны с Конференцией. Но мчались они не к Цецилиенхофу, а сновали между особняками западных руководителей, из чего можно было заключить: сегодня Конференция опять не состоится.
В советскую протокольную часть первыми позвонили англичане. В ответ они услышали:
— К сожалению, генералиссимус еще не здоров, участвовать в Конференции не может. Просит его извинить.
Потом затрезвонили американцы. Ответ тот же.
Бирнс позвонил непосредственно Молотову и получил почти такой же формальный, холодный ответ.
— Вы ознакомили генералиссимуса с нашими предложениями? — торопливо спросил Бирнс, опасаясь, как бы его собеседник не успел сразу же повесить трубку.
— Да, к-конечно! — ответил Молотов.
— И что же?
— В к-каком смысле «и что же»?
— Каково его отношение?
— Он, п-по-видимому, принял к сведению, что вы предлагаете ему «принять или от-отвергнуть».
— Так принял он или отверг?
— Я не уполномочен товарищем Сталиным передавать его решение. Но лично д-думаю, что он ваше предложение отверг.
Бирнс беспомощно опустил трубку на колени и лишь потом положил ее на рычаг. Он окончательно сник. Ему не хотелось выходить из дома, не хотелось участвовать в совещании министров, которое вне зависимости от Конференции должно было состояться во второй половине дня…
В голову ему пришла мысль: разыскать Миколайчика., Он приказал, чтобы за Миколайчиком немедленно послали машину, две, три, но разыскали бы и доставили его как можно скорее.
…Миколайчик информировал Бирнса, что вчера ночью состоялось короткое заседание польской делегации. Обсуждался лишь один вопрос: дальнейшая позиция Польши в связи со спорами о новой границе. Все снова подтвердили: граница должна проходить по Одеру и западной Нейсе…
Беседа с Миколайчиком продолжалась еще час, после чего сотрудники американской охраны столь же незаметно увезли его, как и доставили сюда. Бирнс принял душ, переоделся и решительной походкой направился к президенту.
— Я пришел за инструкциями, сэр, — официально начал он, поздоровавшись с Трумэном. — Сегодня на заседании вновь возникнет этот проклятый «польский вопрос».
— Но сегодня же заседания не будет, — возразил Трумэн, уже информированный своим секретариатом о новой отсрочке встречи в Цецилиенхофе. — Кстати, вчера я послал Сталину записку с соболезнованием. Как вы полагаете, следует ли мне повторить это и сегодня, поскольку он все еще не здоров?
— Я говорю о подготовительном совещании министров, — пояснил Бирнс, — оно состоится. Среди нас все в добром здравии. Включая Молотова, — с усмешкой добавил он. — А относительно соболезнования решайте сами.
— Так чего же вы от меня хотите? — спросил Трумэн. — Каких еще инструкций? Разве мы не высказали своей точки зрения русским вчера, в этом самом кабинете?
— Политик должен смотреть в глаза реальности, — назидательно произнес Бирнс. — Сталин не пошел на уступки. Его требования в «польском вопросе» остаются прежними. Молотов мне это только что подтвердил.
— Что вы предлагаете? — резко спросил Трумэн.
— Ситуация оставляет нам ограниченный выбор. Мы должны или стоять на своем, или… уступить.
— Встать на колени?! — ужаснулся Трумэн.
— Сэр, предоставим журналистам и прочим пропагандистам подыскивать термины эмоционального характера. Я пришел поговорить с вами о деле. И времени у нас остается мало. Я только что виделся с Миколайчиком. Он сообщил, что вчера ночью состоялось заседание польской делегации. Сталин просил ее еще раз высказать свое окончательное мнение о границе.
— И что она решила, эта так называемая делегация?
— Одер — западная Нейсе.
— Единодушно?
— Да. Включая Миколайчика.
— И вы пришли мне сообщить, что даже наши ставленники голосуют против нас? Миколайчик же куплен Англией с потрохами!
— От Иуды невозможно требовать, чтобы он гордо потрясал перед другими апостолами своими сребрениками. И вы знаете, сэр, покупают лишь тех, которые способны соображать. Дураки не в спросе.
— Что вы этим хотите сказать?
— Только то, что положение, которое усилиями англичан занимает сейчас в Польше Миколайчик, заставляет его воздерживаться от публичных акций, не популярных в его стране.
— Что же предлагает этот теленок, сосущий двух маток?
— Я прошу, сэр, рассматривать то, что я скажу, как мое собственное мнение, пусть даже сложившееся не без влияния сообщения Миколайчика.
— Выкладывайте.
— Допустим, вы видите красивую вещь и хотите, чтобы она стала вашей. Какие есть возможности
