В ответ три державы заявили, что западная схема возможной договоренности была учтена и в советском проекте, но лишь формально. По их словам, в проекте СССР на этой схеме появились два нароста, два искажения. Во-первых, это раздел о представительстве западных секторов за границей, и, во-вторых, — о советских интересах в западных секторах. Кроме того, утверждали представители трех держав, советский проект вступал в противоречие с основным правилом подхода к составлению договоренности, поскольку в нем предпринималась попытка утвердить юридические и политические позиции Советского Союза.
Пытаясь подкрепить этот тезис, западные державы утверждали, что текст советского проекта «подразумевает четырехсторонний статус Западного Берлина». Этот проект якобы нацелен на создание такого статуса, а также на то, чтобы фактически поставить под сомнение верховную власть США, Англии и Франции в западных секторах. Говорилось также, что проект СССР, утверждая суверенитет ГДР в вопросах доступа по коммуникациям и передвижения внутри Берлина, подрывает «неделимые четырехсторонние права» и ставит под вопрос не только права трех держав, но и права самого Советского Союза. Советская сторона последовательно отклоняла эти обвинения, указывая на их беспочвенность и надуманный характер. Три державы, столкнувшись с принципиальной позицией СССР, вынуждены были в последующие месяцы в значительной степени пересмотреть свое отношение к советским предложениям и к переговорам. «Советский проект от 26 марта 1971 г., — подчеркивал П. А. Абрасимов, — лег по существу в основу заключительного этапа работы. Это содействовало разрешению обсуждаемых проблем, позволило перейти к продуктивной работе и достичь удовлетворительного урегулирования, приемлемого для всех участников переговоров»[920].
После того, как было подписано Четырехстороннее соглашение и парафирован Заключительный протокол к нему, на первый план в завершении урегулирования выдвинулась задача достижения договоренностей между ГДР, ФРГ и Западным Берлином по вопросам, которые входили в их компетенцию. Параллельно с переговорами четырех держав проходил обмен мнениями между представителями правительств ГДР и ФРГ, а также западноберлинского сената. Подписание Четырехстороннего соглашения открыло дверь к быстрому прогрессу на этих переговорах.
17 декабря 1971 г. было подписано соглашение между ГДР и ФРГ о транзитном сообщении гражданских лиц и грузов между Федеративной Республикой Германии и Западным Берлином. Оно предусматривало осуществление этого транзита по территории ГДР в упрощенном по сравнению с прежним порядке и в соответствии с общепринятыми международными нормами.
20 декабря 1971 г была подписана договоренность между правительством ГДР и сенатом Западного Берлина об облегчении и улучшении сообщения и о посещениях западноберлинцами ГДР, включая ее столицу, а также об урегулировании вопроса анклавов. С подписанием этих соглашений были решены вопросы, имеющие непосредственное отношение к завершению западноберлинского урегулирования. Тем самым закончился «немецкий этап» решения вопроса[921]. Завершающим действием должно было стать подписание четырьмя державами Заключительного протокола и введение в действие всех договоренностей по Западному Берлину.
Как уже отмечалось, правительство ФРГ увязало вопрос о ратификации советско-западногерманского договора от 12 августа 1970 г. с «удовлетворительным урегулированием» по Западному Берлину. Поэтому подписание Заключительного протокола могло состояться только с завершением Федеративной Республикой процесса ратификации договора с СССР.
Вокруг вопроса о ратификации этого договора в ФРГ разгорелась острая политическая борьба. Наиболее консервативная и антисоветски настроенная часть ХДС и ХСС противилась ратификации. Наконец, 17 мая 1972 г. западногерманский бундестаг подавляющим большинством голосов (248 — за, 10 — против, 239 — воздержались) ратифицировал Московский договор. 23 мая федеральный президент Г. Хайнеманн подписал закон о ратификации. Советская сторона также закончила свои процедуры по ратификации Московского договора.
3 июня 1972 г. в Бонне состоялся обмен ратификационными грамотами договора между СССР и ФРГ, означавший его вступление в силу. В это же время в Западном Берлине в здании бывшего Союзного контрольного совета А. А. Громыко, государственный секретарь США У. Роджерс, министр иностранных дел Англии А. Дуглас-Хьюм и министр иностранных дел Франции М. Шуман подписали Заключительный протокол Четырехстороннего соглашения. Этим протоколом правительства СССР, США, Англии и Франции ввели в силу Четырехстороннее соглашение от 3 сентября 1971 г. При этом имелось в виду, что одновременно с этим соглашением вступают в силу соглашение между правительствами ГДР и ФРГ о транзитном сообщении, а также урегулирования между правительством ГДР и сенатом Западного Берлина, достигнутые в связи с Четырехсторонним соглашением.
Выступая при подписании Заключительного протокола, Громыко от имени Советского правительства дал высокую оценку Четырехстороннему соглашению и выразил уверенность в том, что это соглашение, так же как и соглашения ГДР, ФРГ и сената «будут хорошо служить делу взаимопонимания и сотрудничества между государствами»[922].
Позже П. А. Абрасимов писал: «Дата 3 июня 1972 г., когда начали действовать соглашения, относящиеся к Западному Берлину, навсегда войдет в историю международных отношений — таково единодушное мнение как государственных деятелей четырех держав, обоих германских государств и многих других стран, так и мировой общественности, широко и одобрительно реагировавшей на подписание Заключительного протокола, завершившего данный этап западноберлинского урегулирования»[923].
В ином ракурсе виделись эти события послу СССР в ФРГ В. М. Фалину. «… По капризу актеров, — отмечал он, — обмен ратификационными грамотами, официально вводившими Московский договор в силу, попал в тень процедур подписания 3 июня 1972 г. заключительного протокола к Четырехстороннему соглашению (по Западному Берлину). Создавалось впечатление, что главное событие — введение в действие западноберлинских договоренностей, а Московский договор — гарнир к нему. Особенно перестарались в этом отношении советские средства массовой информации»[924].
Фалин обратил внимание на освещение этих событий 4 июня в «Правде» — главном советском официозе. «Под впечатляющими заголовками, — писал он, — подается репортаж из Берлина — министр иностранных дел СССР расписывается под протоколом. Фотографию, помнится, тиснули. Громыко произносит речь. Печатается текст. О совершавшемся в тот же день и час в Бонне обмене ратификационными грамотами — скромно, петитом, через запятую. Что сказали в данной связи П. Франк и советский посол, никому не интересно… Инициируй нечто подобное та часть прессы ФРГ, которая всячески дискредитировала Московский и Варшавский договоры, сказали бы — что с нее взять! Но нашим забыться в угодничестве перед должностью настолько, чтобы спутать в политике приоритеты?»[925].
