из-за бортика.
Леоновой больно смотреть на то, что творит на льду Маша. И не потому что это история преодоления. Преодоления есть у всех, кто забрался достаточно высоко по ступеням большого спорта. А потому, что это история единственно верного развития жизни в моменте.
— Я сделала все, что могла, чтобы победить! Все, что могла!
— Все?
— Да!
— Да?
— Да!
— Нет, ты сделала не все!
Даже там, на олимпийском льду Мила Леонова не смогла бы быть Машей Максимовой на этой финальной дорожке. Даже отдав всю себя до полного опустошения. Ей бы очень хотелось услышать в себе той такую же улыбку, ведущую за пределы физических возможностей. Поднимающую над собственным телом.
Вряд ли и Виктория Робертовна четко понимала, чего ей и ее Милке не хватило, чтобы победить. Просто она чувствовала, что для чемпионки Мила должна была шагнуть на один шаг выше себя самой, а не только подняться на собственный максимум и встать на цыпочки.
По окончании программы Леонова вынимает телефон и отправляет Виктории одну фразу, после чего успокаивается и с радостью и любопытством наблюдает, как артистично Катя выкатывает свою произвольную. Милка охает вместе с тренерами, когда спортсменка едва не срывается с конька во вращении. Хватает у них преодолений. У каждой, кто выходит на лед перед тысячами зрителей.
****
— Вы знаете, это просто спорт. Все то, что произошло — это про спорт, — отвечает на вопрос журналистов Виктория. “Наверное, это про любовь. И жизнь полную этой любви к своему делу. Во что бы то ни стало”,— думает она про себя, подразумевая и то, о чем можно говорить, и то, о чем не скажешь словами.
Не поймут. Она и сама не очень понимала то, что ощутила. Но ощущение катарсиса, когда Максимова закончила, было настолько полным, что смыло всю накипь страхов и усталости, которые почти приросли к ней за прошедшие сутки.
Они раскланиваются, фотографируются, улыбаются. Маша просто счастлива. Да что уж там, все они счастливы на общем фото, на видео, в каждом ответе и принятых поздравлениях. И, кстати, пока ее оставили в покое, а терзают бедную, но такую счастливую этими журналистскими вопросами Машу, можно и ответить на самые важные из поздравлений.
Виктория извлекает телефон и бежит по списку новых сообщений в мессенджерах. Рассыпает вежливые благодарности, смайлики. Подробнее — на Никино послание, от сестер и брата. О, и Милка не поленилась отметиться.
Ровно через 15 секунд, дважды прочитав единственную строчку сообщения, Виктория резко развернется и, бросив на ходу Илье:
— У меня срочное дело, организуйте с Мишей возвращение девочек, — уверенно и быстро направится к выходу, теперь уже игнорируя любые попытки задавать вопросы и брать интервью. Лишь пару раз остановится, чтоб расписаться на плакатах для ребятишек.
“Все-таки никак без равновесия в судьбе”,— устало подумает Домбровская, садясь в такси и направляясь в сторону гостиницы. Не выходит у нее незамутненных радостей побед. Ну — никак!
Здесь та и эта соединена, та — покоряясь, эта — созидая
Милка удивляется, как может быть тихо вокруг. Сейчас, когда основная суета кружится где-то в ледовом дворце спорта, за окнами рано завечеревшее небо высыпается звездами, в комнате номера включены все приборы, способные издавать звук, всепроникающей захватывает пространство совершенная тишина. Идеальная, как бывало в детстве, когда остаешься дома совсем одна и можно послушать мир внутри себя.
Резкий стук в дверь нарушает медитативное настроение девушки, в котором она пребывает все время с окончания прокатов чемпионата России. Принятые решения всегда успокаивают так или иначе, как путника выбор дороги на развилке. Вот и Мила успокоилась после своего решения и отправленного сообщения. Она была, пожалуй, впервые за этот год, если не счастлива, то довольна тем, как все складывается. Борьба закончена. В первую очередь борьба с собой и гонка за призраком вчерашнего дня. Оказалось, что именно это утомляло, а не обострение травмы и не болезнь.
Удары повторились, пожалуй, еще настойчивее. Человек по ту сторону точно не собирался уходить от запертой двери. Придется открывать.
Леонова сползает с кровати и бредет к дверям. Никого ей сегодня не надо, тем более таких нервных визитеров.
Распахивает дверь и с удивлением утыкается взглядом в пару блестящих и таких знакомых зеленых глаз:
— Какого хрена, Леонова?! — голос Домбровской совершенно не сочетается с бледным уставшим лицом, настолько он энергичен и сердит, да и сама взъерошенная фурия мало похожа на познавшего радость победы человека.
Милка удивленно смаргивает это странноватое приветствие и, молча, пропускает замученную разгневанную кошку в номер.
Виктория энергично сбрасывает в прихожей сапоги, с которых течет мешанина красноярских тротуаров из снега и реагентов, проходит в номер и кидает на ближайший стул свою шубу.
У каждого заслуженного тренера по фигурному катанию должна быть шуба: бессмысленная и беспощадная. А лучше несколько. У Вики все хорошо с аксессуарами, включая шубы. Мила за три года молчания выучила все наряды этой блондинки, которая была ей настолько безразлична, что ее поисковик автоматом пытался ввести поисковый запрос на имя “Домбровская” просто при открытии. Каждый новый предмет гардероба был дороже и изящнее того, которому приходил на смену. Леонова только диву давалась, как легко ее тренер, большую часть жизни пробегавшая в спортивных курточках с надписью “Россия” на спине, переключилась на брендове шмотки, умудряясь выглядеть в них так, словно всю жизни ничего дешевле капсульных коллекций от “Диор” и не носила. И вот что удивительно, даже в своих курточках она была не менее элегантной, чем теперь в дорогих тренчах и шубах. Впрочем, отношение к шубам у Виктории Робертовн было такое же, как к спортивным куртешкам. Безразличное.
Итак, шуба валялась на стуле, подметая полами имитацию паркетной доски из ламината, а ее хозяйка черным смерчем вышагивала по Милкиному номеру. Наконец Виктория Робертовна замирает на месте, резко разворачивается к спортсменке и повторяет с той же сердитой интонацией:
— Леонова, ты мне ответишь или нет, что опять-то не так? И какого, блин, хрена!
Мила наконец находит какие-то слова, но спросить может только одно:
— Что вообще происходит?!
— Нет, Милочка, — взвивается окончательно Виктория, — Это, черт возьми, мой вопрос! Что опять произошло такое, что ты бежишь? Чем мы, нет, вернее я, ведь это всегда я, не угодили Миле Леоновой?!
— Да что я сделала-то?! — благостного настроения как ни было, осталось только зарыдать. И слезы уже близко.
Домбровская молча лезет в карман брюк вынимает телефон и с каким-то ожесточением снимает блокировку с экрана. В смартфоне открыт чат с Милой.
