Люди Ярмарки снова потекли к Нику и Джеми. Армия, вновь сплотившись, оказалась меж двух огней.
Селеста на нее даже не оглянулась. Она поплыла вперед, безмятежно, как фарфоровый лебедь по зеркальному пруду, пока не остановилась перед Джеральдом, протягивая ему обе руки.
— Я же говорила, что ты передумаешь.
Джеральд холодно посмотрел на нее.
— Ты говорила, что я лишусь всего, что имею.
— Верно, — признала Селеста. — Однако, учитывая твои недавние успехи… — Ее глаза скользнули на Алана, — я готова повторить предложение. Итак, ты согласен или нет? Даю последнюю попытку.
— Согласен, — ответил Джеральд и взял ее за руки.
— Круг от круга моего, — произнесла Селеста. — Теперь ты — мой, вместе со всеми метками и подопечными. Я заклеймлю вас своей печатью, чтобы не было над вами иных господ, кроме меня.
— Ты — моя госпожа, — ответил ей Джеральд, склонив голову.
— И твои враги станут моими врагами, — добавила Селеста, обводя льдистыми серыми глазами войско Ярмарки Гоблинов. — Ты возглавишь нас после меня. Итак, сделка заключена. Кто дерзнет выступить против Круга Авантюрина?
Все молчали. Теперь перевес был на стороне врагов: Джеральда с двумя метками, Хелен с двумя мечами. Этого союза Мэй не ждала и совсем не хотела. Даже с Джеми и Ником колдунов было не одолеть. Селеста не собиралась воевать, пока Круг Обсидиана не перейдет под ее начало. Теперь Ярмарка проиграла. Для общего выживания лучше всего было сидеть тихо.
Селеста удалилась, Джеральд тоже повернулся уходить. На миг Мэй решила, что этим все закончится. Но тут колдун задержался перед Джеми и сказал:
— Идем.
Тот воззрился на него, как на безумца.
— Теперь ты почувствовал силу, правда? — спросил Джеральд. — Когда получил ее. Дальше будет хотеться еще и еще. Идем со мной.
Джеми смотрел на него, обиженно сжав губы. Было видно, что любовь в нем до сих пор жила, несмотря на случившееся.
— Хорошо, — сказал он.
— Что?! — крикнула Мэй.
Она метнулась вперед, но мать ее опередила: ее шпага рассекла воздух серебряным бликом и пролегла между Джеми и Джеральдом.
— Его ты не заберешь, — отчеканила Аннабель Кроуфорд. — Он — мой.
Раздался звон стали о сталь: Хелен из Круга Авантюрина взмахнула мечом и два лезвия соприкоснулись. Аннабель с вызовом посмотрела на противницу, вздернув подбородок. Хелен криво усмехнулась.
— Ошибаешься, — ответила колдунья. — Теперь он — наш.
Мэй подумала, что на этом Хелен развернется и уйдет. Так она и поступила.
Но за миг до ухода колдунья бросилась вперед и по рукоять вонзила меч в грудь соперницы. Аннабель тихо охнула — скорее от удивления, чем от боли, и сложилась пополам. Хелен вытащила клинок и вернулась в строй к остальным колдунам.
В следующее мгновение Аннабель Кроуфорд повалилась навзничь.
— Мам! — испуганно выпалил Джеми. Он упал рядом с ней на колени. У Мэй сжалось сердце и пересохло во рту.
Мать лежала на мостовой, разметав по окровавленной брусчатке светлые волосы. Изо рта у нее тоже текла кровь. Алое пятно расползалось на белой блузке, глаза невидяще смотрели в ночное небо.
Из груди Мэй вырвался хриплый, протяжный стон. Руки Джеми, отчаянно шарившие по лицу и голове матери, замерли.
— Мам! Мам! — повторял он в испуге, словно потерянный, словно ее не было рядом. — Мама, пожалуйста! Мам, очнись!
Мэй, не помня себя, тоже упала на четвереньки рядом с ним на камни. Она снова навзрыд застонала, схватила мать за плечи и стала трясти до тех пор, пока Джеми не вцепился ей в локоть.
— Стой, не надо, — проговорил он сквозь слезы над самым ее ухом. — Не надо. Она… она…
У Мэй тоже лились слезы. Лицо брата расплылось — остались только белесые от магии глаза и метка демона на подбородке, но тут он вдруг повис у нее на шее, приник к ней так же, как полдня назад никнул к матери.
— Тс-с, — произнесла Мэй глухим, как будто не своим голосом. Слезы Джеми стекали ей за воротник. Она решила крепиться ради него: погладила брата по вздрагивающей спине и повторила: — Тс-с. Я знаю, она умерла.
Ярмарка Гоблинов расположилась на лугу в окрестностях города. Мэй смутно помнила, что он считается самым широким в Англии и вроде бы очень красив. Фургоны и палатки Ярмарки заняли всего лишь крохотный уголок его сочно-зеленого ковра. С самого раннего утра повсюду вокруг перекликались птицы, а деревья шептались друг с другом.
Мэй лежала бок о бок с Джеми в красной палатке, наблюдая, как узор из пятен тени от листьев скользит по брезенту. Она старалась не шевелиться, чтобы не разбудить Джеми после того, как он в плаче забылся сном. Выслушивать соболезнования чужих людей тоже было невмоготу, поэтому она и осталась в палатке смотреть на игру теней.
Мэй даже не знала, куда подевали тело матери.
— Ты хоть понимаешь, что проку от тебя сейчас — ноль? — прошипел Ник за стенкой палатки. — Джеральд играет с тобой как кот с мышью, чтобы мы сидели и гадали, как он поступит через минуту. А ты снова хромой!
— Мне это не мешает, — мягко ответил Алан. — Это ты придумал меня лечить.
Ник колко рассмеялся.
— Да, а ты любишь терпеть постоянную боль.
— Я привык себя таким ощущать, С каждым могло случиться…
— Не из-за меня!
— Согласен, — сказал Алан, и Ник вдруг пугающе затих. — Быть твоим братом опасно. Но я пошел на этот риск; таков был мой выбор. Я изменился сам и изменил мир, чтобы тебя сохранить. И ты этого стоил.
— А если Джеральд тебя убьет? — рявкнул Ник. — Или еще хуже?
— Все равно ты этого стоишь.
Воцарилась тишина — даже тени на палатке застыли. Алан не попытался коснуться брата.
— Ну и дурак же ты! — взорвался Ник. — Иногда я тебя ненавижу. Ненавижу! И не знаю, как тебе помочь!
— Тс-с, — ответил Алан. — Не разбуди Мэй с Джеми.
Ник издал жуткий, низкий звук, похожий на рык чудовища из кошмаров, а потом его тень ускользнула.
Мэй осторожно поднялась на ноги и, отвернув край палаточной двери, выбралась на жаркое солнце.
— Я уже проснулась, — сказала она. — Что с маминым телом? Где она?
Алан, похожий на одинокого часового у их убежища, ответил:
— Его повезли в Дом Мезенция.
— Что?! — воскликнула Мэй, заранее настроившись рвать и метать. — Ее же не… она не была одержимой!
— Там есть кладбище, — тихо пояснил Алан сочувственным тоном. — На случай, если ты или Джеми захотите к ней съездить.
— Никогда, — ответила Мэй. — Ни за что.
