эрудицию. Он хорошо знал житийную и историческую литературу, богословие и географию, был знаком с произведениями многих древних и средневековых ученых и писателей. Язык Епифания пышный и торжественный, полный лиризма и поэзии.
Максим Грек учился в Венеции, Флоренции, Париже, изучал богословие и философию, литературу и историю, знал латынь, французский и итальянский языки. В России Максим Грек проделал не только большую работу по переводам, но и выступал ревностным поборником нестяжательства, изобличал «латынские ереси» и «иудейское зловерие», «еллинское нечестие» и «огарянскую прелесть», ополчался против астрологии, писал проповеди и публицистические сочинения, философские и богословские трактаты, филологические изыскания, делал переводы, перекладывал молитвы на стихи. Более полутораста произведений оставил после себя этот «богохранимой Русской державы доброхотный и прилежнейший богомолец», горячо полюбивший Россию и ее народ, грек, для которого Русь стала второй, страстно любимой родиной. Его влияние было огромно. Среди его учеников Дмитрий Герасимов и Василий Власов (Власий), бояре Федор Карпов и Берсень-Беклемишев, князья Андрей Холмский, Андрей Курбский, Иван Токмак, монахи Нил Курлятев и Зиновий Отенский, дьяк Федор Жареный и другие. Как видно из приведенного, среди учеников и почитателей Максима Грека много представителей консервативного боярства, к лагерю которых он примкнул, отстаивая идеи нестяжателей, но в их числе и такие, как Дмитрий Герасимов и Василий Власов, а влияние его испытал на себе замечательный публицист XVI в. Ермолай-Еразм. Глубоко уважал «святогорского инока» и Иван Грозный.
Выход Руси на арену активной внешнеполитической деятельности вызвал интерес к истории и политической жизни других стран. Так, появились приведенные выше сказание о «Мутьянском» воеводе Дракуле, повесть о взятии турками в 1453 г. Царьграда, принадлежащая Нестору-Искандеру, включающая в себя пророчество Льва Премудрого о грядущем освобождении Константинополя «русым» народом, «Повесть о царице Динаре», прообразом которой явилась грузинская царица Тамара (1184–1212 гг.), «Повесть о Петре, царевиче ордынском», принявшем христианство, и др.
Русская литература конца XIV–XV — начала XVI вв. полна веры в могущество Руси, в силы и способности русского народа. Ей чужды узколичные темы и развлекательность. Она посвящена крупным общественным вопросам, темам социальной жизни и государственного строительства и стремится как можно правдивее, конечно в рамках представлений той поры, изобразить то, что есть, или то, что было.
Большую роль в развитии национального самосознания на Руси играет летописание. В период феодальной раздробленности летописи велись по приказу князей и епископов, архиепископа и бояр в Рязани и Смоленске, в Твери и Ростове, в Новгороде и Пскове.
С течением времени вместе с объединением русских земель вокруг Москвы начинают создаваться общерусские своды, продолжающие традиции великокняжеского летописца 1305 г. В 1408 г. по инициативе митрополита Киприана в Москве составляется общерусский летописный свод (так называемая Троицкая летопись, сгоревшая в 1812 г.), прославляющий Москву и московского князя Ивана Калиту и рассматривающий все события с точки зрения единства Руси — Руси Московской и Руси Литовской. Но эта последняя точка зрения, характерная для Киприана, не могла удовлетворить московских политических деятелей, не собиравшихся оставлять «отчины и дедины» великого князя в руках Литвы. Свод Фотия 1418 г. (дошел до нас в основе Новгородской IV и Софийской I летописей) учел это и одновременно смягчил выпады против отдельных русских земель и княжеств, не желая сеять рознь между Москвой и рядовыми новгородцами, тверичами и т. д. Поэтому-то свод Фотия лег в основу последующих летописаний — новгородского, тверского, псковского, ростовского. Свод Фотия пронизан демократическими тенденциями и в повести о борьбе с Тохтамышем (1382 г.) выдвигает на первое место купцов, ремесленников, подлинных борцов за Москву, за землю Русскую.
В своде Фотия русская история не оторвана от всемирной, а тесно с ней связана. В этом отношении еще более характерен «Хронограф», составленный в 1441 г. Пахомием Логофетом (Пахомий Серб). Создавались и великокняжеские своды — Василия Дмитриевича, Василия Темного, летописи Ивана III, связанные с походами на Новгород.
Летописи пробуждали интерес к прошлому Руси, прославляли ее единство во времена киевских князей и призывали к единству, воспитывали патриотическое чувство, развивали национальное самосознание.
Передавая из уст в уста «секреты» своего производства, русские зодчие решали трудные и сложные задачи, возводили палаты и звонницы, крепостные стены и храмы; русские пушкари, учтя особенности медленно горевшего пороха, удлиняли стволы орудий, для того чтобы снаряд дольше подвергался бы давлению пороховых газов в дуле; русские механики применяли мельничное колесо и ворот, рычаги и зубчатые колеса, конструировали сложные часы и поршневые насосы, добивались больших успехов в производстве новых сплавов.
Развивалась и «книжная» наука. В XV–XVI вв. пробуждается интерес к геометрии, обусловленный практическими нуждами «землемерия», усложнением социальной жизни и государственного аппарата. Эти же причины дают толчок развитию математики. Появляются ростки биологии и медицины (анатомия, физиология, лекарственная ботаника).
Потребности «книжности» вызывают появление в XVI в. «бумажных мельниц», сведения о которых встречаются у иностранных путешественников, зарождение и распространение химии красок и чернил, изобретение новых химических составов.
Возросшие потребности обороны страны настоятельно диктовали применение научных данных в технике изготовления и в использовании оружия. С появлением «огненного боя» зародилось представление о соотношении заряда и снаряда, о калибре и длине ствола, о стандарте (производство ядер по «кружалам»), об угле возвышения. Зарождалась баллистика. Мастера знакомились со свойствами металла. Появились «винтовальные пищали» — предтечи будущих винтовок, казнозарядные пушки.
Так, опыт и русская смекалка помогли пушкарям Московской Руси обогнать западноевропейских мастеров и создать такое оружие, которое спустя века было все еще новинкой.
Распространяются простейшие машины и механизмы: блок, ворот, рычаг, зубчатые колеса, часы, поршневой насос и т. д. Появляются «пороховые мельницы» для изготовления «огненного зелья», литейные и пушечные дворы.
Развивается практическая и теоретическая математика, превращающаяся в необходимость отрасль знания, призванную к жизни в результате роста потребностей развивающегося народного хозяйства и государственного аппарата и фиска. «Землемерия», геометрия, «дощатый счет», «абаки», таблица умножения, таблица степеней, дроби, уравнения, сама математическая терминология, выросшая из практических нужд торговли (слагаемые — «перечни», разность — «остатки», уменьшаемое — «заемный перечень», вычитаемое — «платежный перечень» и т. п.) таким же путем, как геометрия вырастала из нужд «землемерия», — все это, ставшее достоянием русских людей XV–XVI вв., свидетельствует о высоком уровне математической культуры. Этим объясняется то обстоятельство, что Ермолин поразил современников, в 1467 г. исправив и обновив своды пострадавшей от пожара церкви Вознесения в Москве, сделав это «не разобравша всеа», а по частям переделав всю постройку так, что «дивитися всем необычайному делу сему», а при постройке церкви Вознесения в Коломенском строители так рассчитали толщину стен, что ничтожное их утоньшение грозило бы обвалом всего здания.
Развитие производительных сил страны обусловливает рост других отраслей естественно-научных знаний; геологии, металлургии, химии (неорганической и органической), физики, биологии, астрономии, что
